Тётя Мотя - Кучерская Майя

— Да, да, — говорил Ланин, постепенно приходя в себя — туда!

Стоял рядом со своей случайной знакомой, зевнул. Дождь наконец обрушился. Опрокинулись небесные ведрышки. Вода стала стеной. Послышался гром, небо озарилось. Через минуту уже над самой головой вспыхнула молния, оглушительно загрохотало. Ланин улыбнулся этой воде, этому вечеру и увидел себя мальчишкой, как гонит во все лопатки на облупленном черном велике к дому и как хлещет по спине вода.

— Успели, — повторяла женщина, запыхавшись. — Добежали, слава Те Господи!

— Да, — говорил Ланин, — да. Вот так гроза! Огого!

Женщина повернула к нему голову — робко взглянула. И он узнал ее.

Это она стояла там на берегу, родная, беременная, но в прошлом или будущем, он не знал, знал только: она. Ланин вдохнул всеми легкими и сквозь мокрое-пахучее различил прозрачную дольку того единственного аромата. Сглотнул. И то ли всхрапнул, то ли фыркнул, совершенно по-лошадиному. Тряхнул головой. Женщина вздрогнула и испуганно улыбнулась.

………………………………………………………………………………………………

Лотос цвел.

Глава двенадцатая

Тетя прилетела в Москву накануне вечером. Коля, исхудавший, с ввалившимися щеками, глядел на нее глазами святого, хотя лучше бы закричал. Пусть бы даже ударил. Но Коля не ударял, не обнимал, ни о чем ее не спрашивал, а на вопросы отвечал односложно, с рассеянной и немного, как показалось ей, сумасшедшей улыбкой. Накормил ее жареной картошкой, которая единственная оказалась дома, уложил спать. И не пришел к ней. Ни ночью. Ни ранним утром, как он любил. Не пришел.

На столе лежало давнее уже письмо — от Сергея Петровича — прощальное, Сергей Петрович рассказывал о том, как нашел своего отца, и сообщал, что болен, безнадежно, обольщаться не следует, выяснилось это несколько месяцев назад, но говорить об этом он не хотел, а сейчас время — потому что смерть уже не за горами.

Тетя плакала. Только теперь, перед лицом близкой потери, она поняла, как привыкла к письмам из Калинова, к Ирише, отцу Илье, Сильвестрову, к этой связи — с Сергеем Петровичем — пересекшим ее судьбу в самый важный момент.

Теплый, с которым она успела уже перекинуться вчера по мобильному несколькими счастливыми фразами, возвращался из деревни завтра. Утром Коля уехал на работу, в холодильнике одиноко грустила опорожненная наполовину бутыль минералки — Тетя побрела в ближайший магазин. Но в бюджетной «Пятерочке» от тухлого, идущего из овощного отдела запаха ей стало дурно — и душно. Стояла необычайная для конца августа жара — и с каждым часом все нарастала. Она, чувствуя, что иначе упадет прямо на грязный магазинный пол, быстро пробила только то, что успела взять, кефир, булку, снова пошла домой. Шла по тени и даже чуть-чуть вдохнула прохлады. Но в лифте ее стало подташнивать снова.

Тетя вошла в квартиру, встала у окна — солнечная сторона, дышать опять нечем. Сарафан лип к телу, она сняла его, сняла все. Голая легла на покрывало. Ей становилось все хуже. Кажется, хотелось пить. Пошла в кухню, глоток кефира, кусок булки — и…