Репортаж о черном "мерседесе" - Прозоров Александр

– Никогда не открывай незнакомым людям, – назидательно сказал я. – А вдруг я бандит?

– А у меня папа дома, – звонко заявила она. – Он пулемет чистит!

– Так шутить тоже не следует, – посоветовал я. – Кто-нибудь может поверить, вызвать милицию. Взломают дверь, устроят обыск, перевернут все вверх тормашками. Бывали прецеденты.

– А чего вы тогда звоните? – внезапно обиделась девчонка.

– Скажи, а ты знала тетенек из сто двадцатой квартиры?

– Знала, – хвастливо пискнула она. – Там теперь другая тетя живет.

– Ну, спасибо, – чего еще у такой пигалицы спросишь?

– Пож-жалуйста! – и она с силой захлопнула дверь.

– Кто там? – ответил на звонок женский голос из следующей квартиры.

– Здравствуйте! – вежливо начал я. – Скажите, вы знали сестер из сто двадцатой?

– А вам зачем?

– Стайкин, Сергей Александрович, газета "Час Пик", отдел социальных проблем, – пришлось начинать привычную канитель. – Мы готовим материал о самоубийствах среди молодежи. Так вы их знали?

– И знать не хочу! Шалавы! Сучки панельные. Туда им и дорога!

– Спасибо, – усвоил я полученную информацию и перешел к последней двери.

– А?! – откликнулся старческий хрип.

– Здравствуйте!

– А!?

– Вы знали сестер из сто двадцатой квартиры?! – перешел я на крик.

– Чего?!

– Вы знали сестер из сто двадцатой квартиры?!

– Кто?!

В общем, и здесь все ясно.

Значит, «шалавы». Про пьянь, наркоманов да проституток обычно и вправду все знают, уж очень они портят жизнь окружающим. А с другой стороны, может этой тетке сестрички просто не нравились? В конце концов, раз они «за бугор» намылились, то деньжата имелись, а потому клиенты должны были посещать их солидные, не из тех, что пьяные песни орут и пустыми бутылками в стены кидаются. А значит, и такого внимания, как обычный притон, погибшие привлекать не должны. Я вернулся к двери пигалицы.

– Кто там? – на этот раз спросила она.

– Правильно, – одобрил я. – И открывать незнакомым не нужно, никому, чтобы они ни говорили.

– Совсем?

– Совсем, – подтвердил я. – Даже мне.

– Не открою, – пообещала пигалица.

– Скажи, – спохватился я о своем интересе, – а правда, что у тетенек часто бывали гости, приезжали разные дяди на красивых машинах?

– На «тойоте», на «форде», на «лексусе», на «паджеро» – внезапно поправила она. Я аж онемел от неожиданности.

– Еще на «крайцлере» приезжали, – добавила девочка.

– Спасибо, – спохватился я. – Большое спасибо!

Информации набралось не густо, но куда больше, чем ожидалось. Теперь можно гнать на Чкаловский. Там «старый фонд», там все будет проще…

… Но я никак не ожидал, что до такой степени.

Личность, открывшая толстую деревянную дверь, молча развернулась и ушла в глубь дома, оставив меня на произвол судьбы. В нос резко ударила плотная табачная вонь, застарелый перегар.

Сразу за прихожей, слева, располагалась кухня, в которой висел пар от забытого на плите чайника. Я выключил газ, потом направился по ярко освещенному коридору – прямо из него, во двор-колодец, выходили большие окна. Дальше внезапно обнаружилась большая светлая мансарда с застекленным потолком. Здесь валялось множество мольбертов… Ну, пять-то точно. На стенах висели картины. Некоторые сильно напоминали что-то музейное, некоторые были сделаны наполовину – часть полотна выписана с предельной тщательностью, а остальное только загрунтовано. По углам составлены рамы с натянутым холстом. Посреди всего этого царства рисования стояла девица в домашнем халате, с большой, слабо коптящей трубкой в зубах, держала в левой руке грязную палитру, в правой – кисть, и задумчиво ими помахивала, зажмурившись и тихонько мурлыкая.

Пахнуло явной психушкой. Я осторожно прокрался мимо и оказался в комнате, выложенной матрацами. В центре, на небольшой скамеечке, пребывала тарелка, с лаконичной щедростью усыпанная мелко порезанным рогаликом. Рядом имелись две пиалки и заварной чайник. Вокруг мини-стола валялись серые, сильно помятые бесполые личности в поношенных джинсах, засаленных суконных жилетках, с бисерными браслетами и бусами, и с длинными патлами. А я-то думал, что времена хиппи давно отошли.

– Ребята, – не особо надеясь на трезвый ответ, спросил я, – кто-нибудь из вас знал Копелевича?