ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах - Грей Аласдер

— Да, я ревную. Но это не значит, что я не прав.

Рима спросила:

— Как ты сюда попала, Нэнси?

— Однажды у себя на квартире я почувствовала схватки и поняла, что это рождается ребенок. Я попросила квартирохозяина помочь мне, но он испугался и указал на дверь, так что я закрылась у себя в комнате и умудрилась (не помню как) забаррикадироваться тяжелым шкафом. Я едва не умерла. Боль была такая, что я свалилась на пол и не могла пошевелиться. Я была уверена, что ребенок не выжил. Мне казалось, я ничто и никто, ничтожество, которое не ощущает ничего, кроме ужаса, комок грязи, такой же гадкий, как и весь мир. Наверное, я крикнула, что не хочу здесь оставаться, так как рядом, на полу, открылось отверстие.

— Я едва не умер по пути вниз, — содрогнулся Ланарк. — Я знаю военного, который прыгнул туда с пистолетом и получил смертельную рану. Не могу себе представить, как беременная женщина перенесла такое и осталась жива.

— Но в этом не было ничего страшного. Словно прыгаешь в теплую темную воду, где можно дышать. Каждая клеточка во мне чувствовала поддержку. Схватки продолжались, но без боли — как обрывки мелодии, то звякнут, то умолкнут. Дочурка выбралась на свободу, подплыла к моей груди и за нее уцепилась. Нет, ее, наверное, отнесло вниз, потому что я прыгала головой вперед. С меня слетала всякая дрянь и исчезала во тьме. Эта тьма меня любила. И только когда возвратился свет, музыка вновь обернулась болью, и я потеряла сознание. Это происходило давно, и вот я здесь и разговариваю с вами в этой красивой чистой комнате.

Ланарк бросил:

— О тебе здесь позаботятся.

Встав, он шагнул под ближайшую арку. Рассказ Нэн напомнил ему о его собственном катастрофическом спуске, и теперь он жаждал увидеть залитые солнечным светом холмы и водные пространства. С надеждой он поднял жалюзи, но экрана, который он принимал за окно, больше там не было. В центре стены высилась от пола до потолка двойная дверь из темного дерева с декоративными бронзовыми вставками. Ланарк нажал на дверь, но она не сдвинулась. Ни ручки, ни замочной скважины не было. Он вернулся в палату.

Нэн кормила грудью младенца и тихонько болтала с Римой. Ланарк сел на свою кровать и попытался дочитать «Священную войну», однако книга вызвала у него раздражение. Писатель был неспособен вообразить себе честного врага, и вся добродетель, как он считал, заключалась в полном повиновении сильнейшему герою повествования. Санитарка принесла Нэнси ланч. Она съела только часть, и Рима, демонстративно поглядывая на Ланарка, доела, к его удивлению, остатки. Ланарк, притворяясь, что этого не замечает, достал из рюкзака плитку плотного черного шоколада и откусил кусочек. Кислый вкус Ланарку не понравился, он отложил шоколад и попытался уснуть, но воображение рисовало на внутренней стороне век городские виды: стадионы, фабрики, тюрьмы, скверы, бульвары, мосты. Разговор Нэнси и Римы походил на отдаленное бормотание толпы с прорывавшимися сквозь него фанфарами. Он открыл глаза. Шум ему не пригрезился. Воздух сотрясся от трубного грома. Ланарк встал, Рима тоже. Рев сделался оглушительным, потом смолк, в комнату вошел и остановился под центральной аркой человек в черном кафтане с серебряными пуговицами, черных штанах до колен и белых чулках. На нем были кружевные воротник и манжеты, туфли с серебряными пряжками и снежно-белый парик, увенчанный черной треуголкой. В левой руке он держал черную папку, а в правой — эбеновый жезл с серебряным набалдашником. Но самым удивительным в нем было его лицо, потому что это было лицо Манро.

Ланарк воскликнул:

— Доктор Манро?

— В данный момент я не доктор, а камергер. Принесите ваши рюкзаки.

Ланарк повесил один рюкзак на плечо, а второй взял в руку. Рима попрощалась с Нэн, которая успокаивала расплакавшегося ребенка. Манро обернулся и стукнул жезлом в высокую дверь, которая с лязганьем открылась внутрь. Провел их через порог. Рима прижималась к боку Ланарка. Дверь закрылась.

Глава 32

Кулуары совета

Они оказались в круглой комнате с низким потолком, отделанной деревянными панелями. На полу лежал толстый ковер, пахло как в старом железнодорожном вагоне. Вдоль стены тянулась скамья с матерчатой обивкой, в центре, на столбе из красного дерева, покоилась бронзовая лысая голова в лавровом венке.

Манро громко произнес:

— В северную приемную.