Все поправимо: хроники частной жизни - Кабаков Александр

А Женька, похоже, что-то понял и испугался. Он ничего не говорил ни Кирееву, ни мне, он всегда играл немного отдельную, свою игру. С Рустэмом они подолгу сидели вдвоем в Женькином, еще не до конца отделанном кабинете — его так и не успели отделать для Женьки и потом начали отделывать для Рустэма — и о чем-то разговаривали так, что иногда крики разносились сквозь еще не двойные двери по всему дому. Но тем все и ограничивалось, видимо, они договорились на совет директоров разногласия не выносить…

Он вышел на крыльцо нашего особняка и остановился, хозяйским взглядом окидывая еще заваленный строительным мусором двор и свежеокрашенный желтый с белым — все было сделано правильно, под старину — фасад. Его шофер Володя подал и остановил перед подъездом новенький «шестисотый», тогда только пришли четыре одинаковых для Рустэма, Женьки, Игоря и меня. На своем я до сих пор езжу.

Спустившись с крыльца, он сделал два шага к краю тротуара, сам открыл дверцу и, сев на переднее правое сиденье, крепко захлопнул ее.

Я ничего этого не видел, потом последовательность восстановил уцелевший охранник.

Мы все были внутри дома, когда раздался взрыв, полыхнуло в окнах, посыпалась штукатурка.

Когда я выбежал, развалившийся посередине на две части «мерседес» пылал посреди мостовой. Я запомнил одну из стоявших вдоль тротуара машин, старенькую «рено», на которой тогда ездил Толя Петров, — ее опрокинуло набок, и она загораживала путь к горевшему «шестисотому».

Загораживала путь туда, где горел уже мертвый Женька.

Женька, Володя и один охранник погибли сразу, еще одного охранника отвезли в Склиф, и он там умер — кусок железа проткнул его насквозь, еще один выжил, отлежался после контузии, его бесконечно допрашивали следователи прокуратуры. Собственно, допрашивали всех.

Президентом стал Рустэм, и мы с Игорем, не глядя друг на друга, подняли за него руки, как и остальные члены совета директоров. Кажется, тогда я утешал себя тем, что и Женька на моем месте, чтобы уберечь компанию от раскола, повел бы себя так же. Если б мы с Игорем заупрямились, ситуация стала бы патовой: по Женькиному завещанию Алине остались деньги, а я и Игорь получили его акции, вместе у нас получился тогда пакет ровно в пятьдесят процентов.

Это потом у Рустэма и Ромки стало больше, год за годом доли перераспределялись, а я и Киреев молчали, даже не пытались сопротивляться, утешаясь тем, что у нас все равно остается еще достаточно, чтобы влиять.

Взрыв был громкий, тогда о нем много писали, но даже среди журналистов не нашлось никого, кто прямо указал бы на Рустэма — так, еле уловимые намеки.

Поминки устроили в нашем особняке. Длинный стол накрыли в самом большом коридоре. В конце этого коридора женщины и медсестра суетились около Алины, не выронившей ни слезинки ни в морге, ни на кладбище, но теперь наконец потерявшей сознание и уложенной на диван.

Непьющий и некурящий Рустэм, выпив стакан водки, позвал меня и Игоря на выходящий во двор балкон курить. «Ничего не буду доказывать, — сказал он тихо и неразборчиво, неумело зажимая сигаретный фильтр зубами, и мы, еле расслышав, наклонились к нему, так что те, кто на нас смотрел из коридора, сразу должны были понять, что происходит сговор. — Скажу только одно: не было бы у нас одинаковых машин, не был бы Евгений Васильевич со мной одинакового роста, да если бы эти идиоты разглядели седину… без меня бы сейчас пили». — «То есть хотели тебя. — Игорь начал, но запнулся. — То есть ты хочешь сказать…» — «Ничего я не хочу сказать! — Рустэм швырнул во двор непогашенную сигарету, и я невольно проследил полет окурка, во дворе были сложены сухие доски, нам еще только пожара не хватало. — И ничего я вам не стану объяснять… Что сказал, то и сказал, а вы решайте сами… Особенно ты, Игорь Иваныч, — ты же, наверное, теперь жалеешь, что привел меня? Не упрекай себя, вот и все, что я хотел сказать». И он пошел с балкона, а мы остались, стояли и молча курили.

Через месяц Алина сдала квартиру каким-то канадцам и уехала из страны. Она никогда не писала ни мне, ни Игорю, но каким-то образом дошел до конторы слух, что она живет в Австрии, вышла там замуж за лыжного тренера, русского, работающего по контракту. В Женькиной квартире канадцев сменили французы, по телефону подтверждают, что договор об аренде заключен с мадам Белотцеркоффски…

За окном светает, я тяжело поднимаюсь из кресла и иду в душ. Надо как-то привести себя в человеческое состояние после такой ночи.