Перехожу на прием - Даль Роальд

Так что сами видите: поскольку, когда живешь в пустыне, больших радостей нет, маленькие радости становятся большими, а детские забавы — забавами взрослых мужчин. Это относилось ко всем в равной мере: к летчикам, механикам, укладчикам парашютов, капралам, которые готовили еду, и к владельцам лавок. Это относилось и к Старику и Юнцу. Они выпросили себе отпуск на двое суток, и их подбросили самолетом до Каира. Оказавшись в гостинице, они мечтали о ванне с таким же нетерпением, с каким молодожены ждут первой брачной ночи.

Старик вытерся и, обмотавшись полотенцем и положив руки под голову, улегся на кровати. Юнец был в ванной. Положив голову на край ванны, он постанывал и вздыхал от блаженства.

— Послушай-ка, Юнец, — произнес Старик.

— Да.

— А чем мы теперь займемся?

— Женщинами, — ответил Юнец. — Найдем женщин и пригласим их на ужин.

— Это потом, — сказал Старик. — Это может подождать.

Был еще ранний вечер.

— Мне так не кажется, — сказал Юнец.

— А по-моему, — возразил Старик, — с этим можно и подождать.

Старик был очень старым и разумным. Действовать поспешно было не в его правилах. Ему было двадцать семь лет, гораздо больше, чем кому-либо в эскадрилье, включая командира, и все весьма считались с его мнением.

— Сначала пройдемся по магазинам, — сказал он.

— А потом? — послышался голос из ванной.

— Потом обдумаем тот другой вопрос.

Наступило молчание.

— Старик?

— Да.

— Ты знаешь здесь каких-нибудь женщин?

— Знал когда-то. Знал одну турчанку с очень белой кожей. Ее звали Венка. Еще была одна югославка, на голову выше меня, по имени Кики, и еще была, кажется, сирийка. Не помню, как ее звали.

— Позвони им, — сказал Юнец.

— Уже позвонил, пока ты ходил за виски. Ни одну не застал. Не вышло.

— Вот так всегда, — сказал Юнец.

— Походим сначала по магазинам, — сказал Старик. — У нас еще куча времени.

Юнец вылез из ванны через час. Оба надели на себя чистые шорты и рубашки цвета хаки и пошли вниз. Пройдя через гостиничный вестибюль, они оказались на улице, залитой жарким солнцем. Старик надел темные очки.

— Знаю, что мне нужно, — сказал Юнец. — Очки от солнца.

— Хорошо. Пойдем купим.

Они остановили извозчика и велели ему ехать в Сигурел. Юнец купил очки, а Старик — покерные кости, после чего они побрели по раскаленной многолюдной улице.

— Обратил внимание на девушку? — спросил Юнец.

— У которой ты купил очки?

— Да. Темненькая.

— Наверное, турчанка, — сказал Старик.

— Мне все равно, — сказал Юнец. — Но девчонка потрясающая. Тебе так не показалось?

Засунув руки в карманы, они шли вдоль Шариа-Касрэль-Нил. Юнец надел только что купленные очки. Был жаркий день. Пыльная улица была переполнена египтянами, арабами и босоногими мальчишками. Мухи кружились вокруг мальчишек, жужжали возле их воспаленных глаз. Глаза у них были воспалены, потому что их матери сделали с теми что-то ужасное, когда мальчики были совсем детьми, и все затем, чтобы их не взяли в армию, когда они вырастут. Мальчишки шли следом за Стариком и Юнцом и громко кричали без устали: «Бакшиш! Бакшиш!» — и мухи преследовали попрошаек. В Каире пахнет не так, как в каком-нибудь другом городе. Пахнет тут не чем-то одним, и запах не исходит из какого-то определенного места. Им пропитано все вокруг: сточные канавы, тротуары, дома, магазины, товары, продающиеся в магазинах, еда, которая готовится тут же, лошади и лошадиный навоз на улицах. Им пропахли люди и солнце, заливающее своими лучами людей, а также сточные канавы, лошадей, еду и отбросы, валяющиеся на улицах. Это особый острый запах, в котором одновременно чувствуется и что-то сладкое, и гниющее, и жаркое, и соленое, и горькое, и он никогда не исчезает, даже прохладным ранним утром.

Два летчика медленно брели в толпе.

— Разве тебе она не показалась потрясающей? — спросил Юнец.

Ему хотелось услышать мнение Старика.

— Хороша.

— Еще как хороша. Знаешь что, Старик?

— Что?

— Я бы хотел провести вечер с этой девушкой.

Они перешли на другую сторону улицы и двинулись дальше.

— Да ради бога, — сказал Старик. — Почему бы тебе не позвонить мадам Розетт?

— Что еще за Розетт?

— Мадам Розетт, — поправил его Старик. — Великая женщина.

Они проходили мимо бара, который назывался «У Тима». Его держал англичанин по имени Тим Гилфиллан. Во время минувшей войны он был сержантом-квартирмейстером, и каким-то образом ему удалось остаться в Каире, после того как оттуда ушли военные.