Чертово колесо - Гиголашвили Михаил

На втором этаже, на увитой виноградом веранде, за круглым столиком играли в карты. Возле каждого игрока — придавленные чем попало стопки денег, пепельницы, зажигалки, красные «Мальборо» и желтые «Кэмэл». Жужжали два больших вентилятора.

— Всем — мое почтение! — откланялся Долидзе.

Мужчины подняли глаза от карт.

— А, Шотаевич… Давно не виделись! Как дела? Как семья? Как дети?

Хозяин дачи, очень высокий и худой мужчина, тоже кивнул, но не особенно приветливо, и сердито прокричал во двор:

— Эй, вы там! Опять калитку не запираете, черт бы вас побрал! Сколько раз повторять?!

— Была закрыта, Элизбар, видно, дети открыли, — ответили снизу.

— Закройте как следует!

— Что это с ним? Чем он взволнован? Почему сердитый? — вполголоса спросил Долидзе у игроков.

— В плохом настроении — вчера шестьдесят тысяч проиграл. И сегодня уже пять, — пояснил один из играющих. — Не везет ему — вот и все. Бывает.

— Мы ему советовали не играть сегодня — так нет, все-таки играет! — в тон добавил другой игрок, седой и моложавый, а Долидзе подумал, что этот точно не жалеет о том, что Элизбар сел играть в невезучий день.

— Не ваше дело, играю я или нет! — довольно резко ответил хозяин дачи и покосился на Долидзе. — В чем дело? Что случилось?

— Несколько слов, Элизбар, — просительно ответил Долидзе, подавив вздох, что не укрылось от хозяина дачи.

Он покачал головой, перебрал карты, которые третий день не выпускал из рук, бросил их на стол и направился в комнаты. Уселись. Долидзе взволнованно сообщил, что у него на комбинате ожидается большая ревизия.

— Успеем до их прихода вывезти левое сырье? Должны успеть! — занервничал Элизбар Дмитриевич.

— Боюсь, что нет! — закрыл глаза Долидзе. — Времени в обрез! Там тонны… А ревизия — близко.

— Завтра с утра займусь этим — найду грузовики. Узнаю, что за ревизия… Что еще?

— Еще… — Долидзе вздохнул. — Еще звонил из Узбекистана Паико. Эти проклятые чучмеки опять расплатились с нами опиумом… — с трудом выговорил он. — Представляешь, тридцать кило опиума дали!

Элизбар Дмитриевич побледнел:

— То есть как?

— Только не волнуйся, Элико, — взмолился Долидзе. — Второй инфаркт никому не нужен! Валидол?

— Засунь себе… — выкрикнул Элизбар Дмитриевич, откидываясь на спинку кресла. Посидев так, он с натугой произнес: — Объясни, как это получилось. Мы же договорились, что больше подобного не будет?

Долидзе молчал.

— Это ты во всем виноват! Ты придумал — вместо денег опиум брать! — прошипел Элизбар Дмитриевич.

— Почему я? Мне предложили — я тебе предложил, а ты согласился! — ощетинился Долидзе. — Я тут ни при чем! Ты свое «да» сказал! Сказал бы «нет» — и не было бы ничего.

— Соблазнил, дьявол! «За рубль можно сто получать!» Вот и получили!.. Мало мы намучились с той отравой?.. В первый раз они дали нам три кило. Ты тогда радовался, говорил, что в городе три кило превратятся в сто тысяч. Хорошо, взяли… Забыл приключения потом?.. Забыл?.. — Элизбар Дмитриевич в ярости стукнул по столу. — Уже тогда я сказал тебе, чтобы этого больше не было! — Он провел пальцем перед носом у Долидзе, который, сложив ладони между колен, сидел, как школьник. — А ты что? Второй раз они всунули нам десять кило! Хорошо еще, Мераб согласился в Москву половину увезти! Один раз сделали одолжение, два раза — и все, хватит!.. И где это видано — опиумом расплачиваться?.. Теперь вот пожалуйста — тридцать кило! Да ты, я вижу, очумел! Давай рассчитаем. Они нам должны что-то около трехсот тысяч долларов, так? И вместо денег они дают тридцать кило опиума. Значит, кило они оценивают в десять тысяч? Так?

— Так.

— А тут сколько за кило этой отравы можно взять?

— Тысяч тридцать… Если оптом. В розницу — намного больше, — ответил Долидзе.

— А кто эту розницу будет осуществлять, ты подумал об этом, идиот, кретин?! У тебя от жадности совсем мозги набекрень съехали! — замахал руками Элизбар Дмитриевич.

— Тише, тише! — закудахтал Долидзе и, видя, что цеховик хватается за сердце, хотел расстегнуть на нем рубашку, но тот злобно оттолкнул его:

— Это была твоя идея, твоя! Конечно, чучмекам выгодно платить опиумом — они его там, у себя в кишлаках, за гроши скупают, а нам за тысячи всовывают! Кто будет возиться с этим? Кто будет продавать — ты? Я? Кто, я тебя спрашиваю?! И где? Не видишь обстановку? Всех снимают, переводят, тасуют! Перестройка ебучая!