Рыбья кровь - Саган Франсуаза

– О, конечно, конечно! – воскликнула Мод. Константин машинально взял ее за руку, и молодая актриса тотчас уподобилась крошечной куколке в нарядном кринолине рядом с человеком-великаном. Спохватившись, он попытался высвободить руку, но не тут-то было. Он на минуту запамятовал, что юная Мод, убежденная и матерью, и импресарио в роковой неизбежности постельной связи актрисы со своим режиссером – особенно если режиссер этот «сам» Константин фон Мекк, – столкнувшись с его вежливым отказом переспать с ней, вообразила себя женщиной с разбитым сердцем. Он же, хорошо зная, что разница между настоящей и придуманной любовью, между настоящим и придуманным страданием очень невелика, выказывал Мод дружелюбную и ровную учтивость. По внезапному наитию он поймал за руку болтавшегося рядом декоратора и потащил его за собой, словно дуэнью. Покинув залитую светом юпитеров площадку, они втроем зашагали в глубину павильона.

– Что-то не то в этой вашей реплике… – начал Константин, но Мод опять проворно перехватила у него инициативу.

– Да-да, именно что-то не то! – убежденно заявила она, смутно надеясь свалить всю вину на сценариста. – Я не чувствую ее вот тут! – продолжала она и, остановившись, ткнула пальчиком в ложбинку между грудями, давая понять, что именно там вызревает скрытое сопротивление непокорной фразе. Константин бросил на ее грудь вежливый, но мимолетный взгляд.

– Видите ли, – сказал он, – меня очень смущает это ваше «как…». Вы слишком уж форсируете первое «к», в результате создается впечатление, будто вы возмущенно зовете нерасторопного официанта в кафе, примерно так: «Кккакямогу, подойдите же сюда!» Или вы произносите с чрезмерным изумлением, словно обнаружили перед собой невиданный экзотический фрукт: «Боже, да ведь это „кккакямогу!“». Словом, ваше «как я могу» слишком вылезает, понимаете?

Мод не поняла ровным счетом ничего. Она с тоской силилась уразуметь, каким образом в фильме, задуманном в жанре оперетки, появились вдруг какие-то официанты и экзотические фрукты. Но, так и не поняв, все равно героически закивала в ответ.

– Да-да, вот теперь мне ясно! Боже, как все просто, когда вы объясняете, не правда ли? – обратилась она к декоратору, прятавшемуся за Константина, и тот кивнул, не поднимая глаз: он увидел, как Константин закинул голову, словно решил проверить, правильно ли поставлен свет: рука его, выпустив наконец запястье декоратора, потянулась к усам и принялась безжалостно ерошить их, собирать к центру, что, по ошибочному мнению их владельца, помогало скрыть усмешку. Декоратор, давно знакомый с этими предвестиями хохота Константина фон Мекка и знавший, насколько хохот этот заразителен, тщетно прислушивался.

– Да… – продолжала Мод Мериваль, цепляясь обеими руками за Константина; тот уж подошел к дверям студии и вдруг круто обернулся, почти оторвав Мод от пола: в этот момент она уподобилась рыбацкому челноку, взятому на буксир мощным теплоходом. – Да-да, – твердила Мод, – я поняла: вам не нравится первое «к» в реплике: «Как я могу?!» Но, простите, куда же прикажете мне его вставить?

Константин и декоратор остановились было, но тут же зашагали дальше, не глядя друг на друга и не отвечая Мод; наконец Константин пробурчал: «Да не вставляйте его никуда, просто будьте попроще… понежнее, что ли… В конце концов, чем цветы-то виноваты? Они ничуть не хуже любых других. А кстати… Анри, нужно заменить букет, этот завял. Так вот, Мод, деточка, ваши злополучные цветы тут совершенно ни при чем, они вам ненавистны лишь потому, что их преподносит граф». Константин говорил с явным усилием, как заметила Мод, воспламенявшаяся от его речей тем больше, чем отвратительнее, по ее мнению, вел себя декоратор – тот равнодушно отвернулся от них, словно ему наплевать на откровения из уст гениального Константина фон Мекка.

– О, вы знаете, так часто случается! – воскликнула она. – И даже в жизни! Однажды один человек – большая шишка! – решил не то купить меня, не то прельстить с помощью драгоценностей. Это меня-то! – добавила она с усмешкой, скорее удивленная, нежели возмущенная столь тяжким психологическим промахом. – Ну так вот, едва только он выложил на стол это колье, – а оно было в шикарном футляре и все такое прочее, – едва я взглянула на его лицо и руки, как у меня сразу же возникло подозрение, что колье фальшивое, – невероятно, правда? Ну просто в тот же самый миг! С первого же взгляда эти камни стали мне ненавистны, как вы сказали.