V. - Пинчон Томас

Стенсил аккуратно прикончил виски, протер стакан носовым платком и поставил его на стол. Он надел пальто.

— За врачом? — спросил Профейн в подушку.

— Почти, — сказал Стенсил.

Часом позже он был у Майстраля.

— Не будите ее, — попросил Майстраль. — Бедное дитя. Я никогда не видел, чтобы она плакала.

— Вы никогда не видели, чтобы Стенсил плакал, — сказал Стенсил, — но сейчас у вас есть все шансы. Экс-священник. Душа у него одержима дьяволом, спящим в его постели.

— То есть, Профейном? — Майстраль пытался изобразить хорошее настроение: — Нам надо зайти к отцу А., он — разочаровавшийся изгонятель бесов и вечно жалуется на отсутствие эмоций.

— А вы не из таких?

Майстраль нахмурился. — Это другой Майстраль.

— Он одержим ею, — прошептал Стенсил. — В.

— Вы тоже больны.

— Пожалуйста!

Майстраль вышел на балкон. Ночная Валетта выглядела совершенно необитаемой. — Нет, — сказал Майстраль, — вам не добиться желаемого. А без этого нельзя, будь этот мир вашим. Вам пришлось бы изгнать бесов из жителей этого города, острова, из всех моряков Средиземья. С континентов, со всей земли. Или ее западной части, — подумав: — ведь мы западные люди.

Стенсил съежился от холода и вернулся в комнату.

— Я — не священник. Не пытайтесь взывать к тому, кого знаете лишь по письменной исповеди. Мы ходим поодиночке, Стенсил, и все наши воплощения как сиамские близнецы, тройни и т. д. Бог знает, сколько стенсилов охотились за В. по всему свету.

— Фэринг, — прохрипел Стенсил, — в чьем приходе подстрелили Стенсила, был предшественником вашего отца Аваланша.

— Возможно, я называл вам. Называл вам его имя.

— Но:

— Не вижу смысла усугублять положение.

Глаза Стенсила сузились. Повернувшись, Майстраль заметил в них настороженность.

— Да-да. Тринадцать наших собратьев тайно правят миром.

— Стенсил потратил уйму сил, чтобы привезти сюда Профейна. Ему следовало проявить бОльшую осторожность, но он пренебрег. Не своего ли уничтожения он ищет?

Майстраль повернулся к нему с улыбкой. Махнул рукой в сторону бастионов Валетты. — Спросите у них, — прошептал он, — спросите у камня.

III

Двумя днями позже Майстраль зашел в меблированные комнаты и обнаружил Профейна мертвецки пьяным и разметавшимся по постели. Полуденное солнце освещало стерню на его лице, так что бросался в глаза каждый волосок недельной щетины. Из открытого рта текла слюна. Профейн сопел и, похоже, был доволен собой.

Майстраль прикоснулся тыльной стороной ладони к его лбу — температура в норме. Жар прошел. Но где же Стенсил? И тут же увидел записку — кубистского мотылька, навечно опустившегося на бугор профейновского брюха.

У судовладельца Аквилины есть сведения о некой мадемуазель Виоле, толковательнице снов и гипнотизерше, она посетила Валетту проездом в 1944 году. Стеклянный глаз увезла она. Девушка Кассара солгала. В. пользовалась им на сеансах гипноза. Она поехала в Стокгольм. Стенсил едет туда же. Похоже на замусоленный кончик очередной ниточки. Располагайте Профейном по вашему усмотрению. Стенсил ни в ком больше не нуждается. Sahha.

Майстраль поискал глазами бухло. Профейн подчистил все припасы.

— Свинья!

Профейн проснулся. — Что?

Майстраль прочел ему записку. Профейн скатился с кровати и подполз к балконной двери.

— Какой сегодня день? — Немного погодя: — Паола тоже уехала?

— Вчера вечером.

— Бросили. Ладно. Как вы собираетесь мной располагать?

— Для начала дам тебе в долг пятерку.

— Дать в долг, — прохрипел Профейн, — плохо вы меня знаете.

— Я вернусь, — сказал Майстраль.

Вечером Профейн побрился, принял ванну, облачился в замшевую куртку, «ливайсы», большую ковбойскую шляпу и пошел прошвырнуться по Кингсвею в поисках развлечений. Развлечения нашлись в лице Бренды Уигглсуорт, образцовой американки (англосаксонские предки, протестантка), студентки Бивер-колледжа, обладательницы семидесяти двух пар бермуд — половины партии, привезенной в Европу в начале туристского сезона и сулившей головокружительные прибыли. Голова у нее кружилась уже на пути через Атлантику — от высоты палубы, но большей частью от сливянки. Спасательные шлюпки этого в высшей степени забубенного путешествия на восток она делила со стюартом (летняя подработка) с академических равнин Джерси, который подарил ей игрушечного оранжево-черного тигра, боязнь забеременеть (единственный ее страх) и обещание встретиться в Амстердаме, во дворе бара "Пять мух". Он не пришел, зато пришла она — в себя, то есть, в стойкую пуританку, которой она станет, когда выйдет замуж, заживет Правильной Жизнью, и произойдет это уже совсем скоро — рядом с каналом, на автостоянке у бара, заполненной сотней черных велосипедов, — на ее свалке, в ее стае саранчи. Скелеты, панцири — неважно: ее внутренний мир был и миром внешним, она — еще не дряхлая Бренда, со светлой прядью в волосах — поехала дальше, по покрытым виноградниками холмам вдоль Рейна, затем в Тироль, оттуда в Тоскану — на взятом напрокат «Моррисе», топливный насос которого неожиданно громко щелкал при перегрузках, как и ее фотоаппарат. Как ее сердце.