На игле - Уэлш Ирвин

— Какой там Сикер, — Дохлый отрицательно покачал головой. Он положил руку на холодную щёку мёртвого ребёнка. Его глаза наполнились слезами. Я сам чуть было не расплакался. К горлу подступил комок. Одна загадка разрешилась. Мёртвое личико малютки Доун было как две капли воды похоже на лицо моего друга Саймона Уильямсона.

После этого Дохлый закатал рукав куртки и показал сочащиеся ранки на руке:

— Я больше никогда не притронусь к этому дерьму. С этого момента я завязал. — Его лицо приняло выражение раненого жеребёнка, которым он всегда пользовался, когда хотел, чтобы его пожалели или дали ему денег. Я почти поверил ему.

Метти посмотрел на Дохлого:

— Не дури, Сай. Не делай ложных выводов. То, что случилось с ребёнком, не имеет никакого отношения к дряни. И Лесли тоже не виновата. Насчёт неё я прогнал. Она была хорошей матерью. Она любила своего ребёнка. Никто не виноват. Он просто задохнулся во в сне. Случается сплошь и рядом.

— Ага, это самое, задохнулся во сне, чувак… врубаешься? — поддержал его Картошка.

Я ощутил любовь к ним всем. К Метти, Картошке, Дохлому и Лесли. Я хотел сказать им об этом, но получилось только:

— Я сварю.

Они посмотрели на меня охуевшими взглядами.

— Я, — пожал я плечами, словно оправдываясь. И поковылял в гостиную.

Это было убийство. Лесли. Я ничем не могу помочь в такой ситуации. Тем более в таком состоянии. Скорее могу навредить. Лесли сидела в том же положении. Наверно, надо было подойти и успокоить её, обнять, наконец. Но все мои косточки так выкручивало и царапало, что я не мог ни к кому притронуться. Только бормотал:

— Мне очень жаль, Лесли… но никто не виноват… она задохнулась в кроватке… малютка Доун… такая славная крошка… какая жалость… такой грех на душу…

Лесли подняла голову и посмотрела на меня. Её тощее, бледное лицо напоминало череп, обмотанный белой изолентой, а под красными глазами чернели круги.

— Ты сваришь? Мне надо вмазаться, Марк. Мне позарез надо вмазаться, бля. Давай, Марки, свари мне дозняк…

Наконец— то я мог принести хоть какую-то пользу. По всей комнате были разбросаны шприцы и иглы. Я попытался вспомнить, какой из баянов мой. Дохлый говорит, что он никогда в жизни не станет ширяться чужой машиной. Пиздит. Когда ты в таком состоянии, тебе глубоко насрать. Я взял тот, что лежал под рукой, этот, по крайней мере, не Картошкин, потому что он сидел в другом конце комнаты. Если Картошка до сих пор не ВИЧ-инфицированный, то правительство должно послать в Лейт делегацию статистиков, чтобы выяснить, почему здесь не работает теория вероятностей.

Я достал ложку, зажигалку, ватные шарики и немного той хренотени, которую у Сикера хватает наглости называть «чёрным». В комнату вернулись остальные торчки.

— Вон отсюда, распиздяи, — наехал я на них, замахав руками. Я знал, что разыгрываю из себя Барыгу, и немного ненавидел себя, ведь это ужасно, когда с тобой так обращаются. Но ни один человек, побывавший в моём положении, никогда в жизни не станет отрицать, что абсолютная власть развращает. Чуваки отступили на пару шагов назад и молча наблюдали за тем, как я варю. Этим козлам придётся подождать. Сначала Лесли, потом я. Базара нет.

Торчковая дилемма № 64

— Марк! Марк! Открой дверь! Я знаю, что ты здесь, сынок! Я знаю, что ты здесь!

Это моя мама. Я уже давно её не видел. Я лежу в нескольких футах от двери, ведущей в узкую прихожую, которая заканчивается другой дверью. За этой дверью стоит моя мать.

— Марк! Сыночек, прошу тебя! Открой дверь! Это я, твоя мама, Марк! Открой дверь!

Кажется, мама плачет. Она говорит «ды-вы-герь». Я люблю маму, очень люблю, но как-то по-особенному, мне даже трудно, почти немыслимо признаться ей в этом. Но я всё равно её люблю. Так сильно, что даже сожалею, что у неё такой сын. Мне хотелось бы найти себе замену, потому что мне кажется, что я не изменюсь никогда.

Я не могу подойти к двери. Никаких шансов. Наоборот, я решил сварить ещё один дозняк. Мои болевые центры сообщают, что уже пора.

Уже пора.

Господи, час от часу не легче.

В этом порошке слишком много бодяги. Это видно по тому, как туго он растворяется. Ух, злоебучий Сикер!

Надо будет как-нибудь заскочить к старикам; проведать их. В первую очередь схожу в гости к ним, ну а потом, конечно, к этой суке Сикеру.