Из жизни Ксюши Белкиной - Колочкова Вера Александровна

— Пейте… Эка вас трясет, как в лихорадке! А отца моего вы, выходит, хорошо знали?

— Да я его любила, Лиза! И сейчас люблю! И целых четыре дня была рядом с ним счастлива. Последних его четыре дня… Мне теперь на всю мою оставшуюся жизнь хватит!

Ксюша залпом допила остывший чай, передернувшись всем телом от непривычного организму коньячного духа, встала из–за стола.

— Поеду я, Лиза. Поздно уже. Трамваи ходить не будут… Да и вам собираться надо! Еще раз простите меня за маму…

— Да постойте, Ксения, как же… Что я могу для вас сделать, скажите? Вы ж, как выяснилось, рядом с отцом были в последние его дни, да и вообще…Любили, говорите…А давайте я вам эти деньги отдам, а? Вот, возьмите – я не знаю, сколько тут…

— Не надо, Лиза… Что вы… Мать украла – а я возьму… Нет!

— Постойте! Тогда хоть номер сотового телефона назовите, я в память впишу!

— А у меня нет телефона…

— Как это – нет? Вообще нет? – удивленно спросила Лиза и тут же, устыдившись, улыбнулась виновато. – Простите… А домашний телефон хотя бы у вас есть?

— Так у нас только общий, коммунальный…

— Ну общий так общий! Запишите вот здесь…

Ксюша, записав неровными каракулями на какой–то квитанции телефон, развернулась и быстро вышла в прихожую, начала торопливо натягивать куртку, ища глазами на полу свои кроссовки.

— Боже, Ксения, ну как вы в этом ходите в такой холод? Да еще и в кроссовках, подумать только! Подождите, я сейчас!

Лиза быстро метнулась в комнату и через минуту снова выскочила в прихожую, неся в руках… шикарную норковую короткую шубку и замшевые, просто неописуемой красоты сапожки!

— Вот… Надевайте! Я это все равно с собой не повезу! И не спорьте! Вам подойдет – мы, похоже, один размер носим.

Быстро и решительно стянув с ошарашенной Ксюши ее старую, засаленную на животе и боках куртку и брезгливо отбросив ее в сторону, она заставила ее надеть шубку, сама завязала пояс на талии.

— Ну вот… Совсем другое дело! А теперь сапоги!

Ксюша безвольно скинула свои кроссовки, присев на низенькую скамеечку, сунула ноги в натуральное и мягкое нутро шикарнейшей обувки, осторожно ступила на линолеум.

— Ну, вот… Совсем другое дело! – с удовольствием повторила Лиза, оглядев ее со всех сторон.

— Спасибо… — только и смогла выдавить Ксюша, выходя на лестничную площадку.

— Да не за что… — улыбнулась ей Лиза. – Прощайте. И счастья вам, Ксюша Белкина, насколько это вообще возможно…

Она медленно, совсем медленно шла в темноте к своему дому, стараясь изо всех сил ощутить хоть что–то, хоть маленькое счастье — ведь мечта ее взяла да и исполнилась! И не мечта даже, а сказочная фантазия – перевоплощалась–то она раньше на миг, а тут на тебе – получилось, что навсегда… Только никакого такого счастья не получалось. Неудобно и неприятно было идти в красивой и легкой шубке, и все тут! И цокать модно каблучками об асфальт не получалось – ноги моментально напряглись с непривычки, шаг выходил тяжелый и неуклюжий, как будто шла она на ходулях и боялась рухнуть с них прямо на стылый асфальт. Не в свою шкуру залезла Ксюша Белкина – одно слово… Бегала и бегала в своем замызганном пуховике, и думала, что так и надо, что только так и правильно — потому что не может, не имеет права Ксюша Белкина ходить в норковой шубке! Полная дисгармония жизни получается… И еще – казалось ей, что предала она четыре самых счастливых своих дня, променяла их на красивый наряд. К тому же надо было теперь как–то домой заявиться, встать во всем этом великолепии перед матерью… «Простите меня, Иван Ильич… Простите меня, ради бога… — шептала отчаянно Ксюша, все более замедляя шаг. – Как я не хочу идти домой, Иван Ильич! Как мне опять страшно, если б вы только знали…»

Уже подойдя к самому дому, она услышала доносящиеся из открытой форточки комнаты громкие голоса матери и дочери своей Ольки и, в изнеможении прижавшись спиной к облупившейся грязно–розовой штукатурке, тихо сползла на черный утоптанный снег.

— …Вот здесь, в ящике сверху все лежало! Говори, куда унесла, дрянь такая! Ты одна дома оставалась! – громко, с надрывом в голосе кричала мать.

— Да не брала я ничего! Честное слово не брала, бабушка! – плакала Олька.

— Да ты, ты взяла, шалава малолетняя! Кто еще–то? А ну, собирайся! Иди и принеси все обратно, слышишь? Или вообще больше сюда не возвращайся! Всю кровь из меня выпили, дармоедки несчастные!

— Да заткнись ты! Куда я пойду–то? – тоже перешла на крик Олька.