Чертово колесо - Гиголашвили Михаил

— Поди сюда, — велел бес и уставился в его глаза. Так и есть — внутри пса сидит какой-то пленный дух: выглядывает из зрачков, испуганно морщится, словно спросонья. — Придушу, если пакость. Я сильнее тебя, силища-ща! — на всякий случай предупредил он. — Что ты можешь?

— Я-во-жак! Все-мо-гу! При-ка-жу — испугают-искусают-передушат-загрызут, — начал хорохориться Тумбал. — Свистнуть-бешеного-кобелину, он-зараз-враз-раз…

— А хорошее ты можешь? — перебил бес, вспоминая о своих битых боках.

— Какое-такое-хорошее? — удивленно бреханул Тумбал. — Что-при-кажут — то-хо-ро-шее. Нам, со-ба-кам, все равно-одно… Служить-дружить-не-тужить!

— Где найти Светлого? — ощупывая обвисшее крыло, спросил бес, вспоминая сон. Может, Светлый ему поможет? Шаман во сне был с кнутом, а Светлый — с бубном, под который так хорошо танцевать… Да, Светлый поможет…

Тумбал отпрянул:

— Зачем-при-чем-он? — но проскулил, что Светлый живет у рыбаков и недавно спас одну знакомую сучку: та воровала кур, торговец ударил ее ножом, а Светлый сучку оживил. И кричал еще на торговца, что нельзя убивать.

Бес слушал в каком-то завороженном оцепенении, потом вылез из конуры и основательно встряхнулся:

— Веди!.. — а для острастки потрепал пса за холку, но черно-белая бестия только радостно взвизгнула.

Дорога в Рыбье место была неблизкой и шла через базар. Некоторое время Тумбал трусил возле беса, но скоро, не выдержав, начал с обочины облаивать двух слонов, тащивших на цепях связки бревен:

— Сло-ны! Лгу-ны! Си-пу-ны!

Таких живых махин бес еще не видел. Он уставился на них, мало надеясь, что вдруг один из слонов сейчас падет и оставит ему особое, молочно-белое, последнее дыхание, о котором когда-то рассказывал плешивый демон, пославший его в Индию. Но слоны брели себе дальше в своих покорно-мерных думах и вокруг не смотрели.

Тумбал, оберегая хозяина, яростно брехал на слонов:

— Не-за-день! He-тронь! Не-глянь!

Погонщик погрозил псу острой загогулиной и нагнулся к земле, будто за камнем, что еще больше раззадорило Тумбала, который неистово лаял, пока не смолк от возмущения при виде бродячих одичалых кошек, тихой сапой пробиравшихся к кумирне за тухлятиной и потрохами.

В Грязном углу суетились. Побросав бочки с мочой и тележки с коровьими лепешками, парии обступили своего главного. Тот говорил о том, что этот чужак, Светлый, ходит по базарам и в разговорах защищает парий и шудр, хотя все знают, что их защищать нельзя, они рождены неприкасаемыми, и с этим ничего нельзя поделать. Если он придет сюда опять — то лучше держаться от него подальше: неизвестно, что чужаку надо и кем он послан. Может быть, это брамины через него бунтуют народ?..

Бес застыл — и здесь говорят про Светлого!.. Парии препирались меж собой: одни считали, что Светлый прав и почему они должны быть хуже всех и проводить жизнь среди нечистот и мусора? Другие качали головами: так рождены, ничего нельзя изменить, будет только хуже. Вспомнили про Амдонга: этот глупый шудра наслушался Светлого, а потом, скрыв от какой-то женщины, кто он, жил с ней, как с женой, пока брамины не узнали об этом и не прислали за ним охранников. Говорят, что сегодня его будут судить около водокачки и наверняка приговорят к варке живьем. Вот тебе и разговоры со Светлым!.. Вот тебе и «все равны»!.. Очень опасно!..

— Да этот чужой просто не знает наших обычаев! Он уйдет, откуда пришел, а мы останемся, под их палками! — озирались по сторонам старики, знавшие жизнь. — Если он еще раз появится тут — не пускайте его, закройте ворота!

Бес и Тумбал покинули базар и начали петлять по улочкам.

Скоро дома кончились. Дорога в Рыбье место плоха — от луж и выбоин трудно идти, но крыло мешало взлететь. Пес пытался завести брехню о том, о сем, но бес был не расположен и цыкнул на пса, поджавшего хвост.

Они вышли к реке. Показались неказистые, лепленные друг на друга домишки, похожие на сараи без окон. Воздух отдавал острой рыбьей гнилью. Голые улочки криво разъезжались в стороны. Во дворах развешены рыбацкие сети, снасти, торчат удилища. Из ворот выглядывают молчаливые псы и пристально следят за ними, но не лают. Тумбал голоса тоже не подавал. Безлюдно, тихо и жарко. Пес встал за углом одного дома:

— Там. Я-не-дам! Не-от-дам! Нам-не-надо-там!

— Сидеть тут, молчать! — приказал бес, взобрался на забор и стал озираться.

Никого. Пусто. Во дворе навален хворост, висят сети, стоят весла, тазы, ящики. На веревках сушится мелкая рыба. На поленнице лежит недвижная кошка, охраняет рыбу. Глаза у кошки закрыты, но уши стоят торчком. По крыше не спеша топчутся соколы и голуби. Дверь дома открыта настежь.