Дитя во времени - Макьюэн Иэн

Но эта минута прошла. Агент по недвижимости сделал для них больше, чем они сами могли сделать друг для друга. Что это значило? Позже они узнали, что этот человек был раньше священником, но потерял веру. Квартира была оценена, и Стивен выдал Джулии чек на две трети суммы. Она нашла себе загородный дом и переехала, забрав с собой скрипки, их общую кровать и кое-какие мелочи. Устроившись, Джулия решила не проводить к себе телефон. Время от времени они со Стивеном обменивались открытками да пару раз встретились в одном из ресторанов в центре Лондона, чтобы убедиться, что им не о чем говорить. Если они еще и любили друг друга, их любовь хоронилась вне пределов их досягаемости.

Дождь приближался, пересекая огромную равнину прозрачными колоннами тумана. Следующие двадцать минут дорога незаметно шла под уклон, пока деревья вдалеке вдруг не пропали из виду и Стивен не оказался окруженным со всех сторон пшеницей. Подозрительность и беспокойство – вот что заставляло его идти через эту пропитанную влагой долину, в то время как по телевизору показывали мужской забег на десять тысяч метров. Вдруг Джулия решила перестроить свой внутренний мир и целенаправленно прививает себе новые взгляды на жизнь и на свое место в ней? Возможно, она подолгу бродила здесь среди симметрично растущих сосен, перетряхивая свое прошлое, их прошлое, перебирая былые ценности, приуготовляясь к новому будущему; возможно, прогулочные ботинки, которые он когда-то подарил ей на день рождения, тяжело ступали вот по этой прямой бетонной дороге. Прежде чем он сумеет докопаться до собственных чувств, Джулия вдали от него может превратиться в совершенно незнакомого человека, с которым ему не о чем будет говорить. Стивену не хотелось оставаться в стороне, не хотелось выпадать из ее жизни. Джулия могла запутаться, предаться смятению, но она усвоила непоколебимо практичную привычку воспринимать и описывать периоды душевной смуты как этапы своего эмоционального или духовного развития. Прежде незыблемые понятия начинали казаться ей не столько ненужными, сколько ограниченными, подобно тому как все научные революции, по словам Тельмы, не отбрасывали, но перестраивали весь запас предыдущих знаний. То, что часто казалось Стивену противоречивостью ее характера: «В прошлом году ты говорила совсем по-другому!» – с ее точки зрения было движением вперед: «Потому что в прошлом году я еще не понимала!» Джулия не просто отдавалась течению своей внутренней жизни, она руководила ею, направляла ее, будущее было просчитано и размечено, как маршрут на карте. Ход постижения новых истин, по ее мнению, нельзя было бросать на волю слепого случая, ставить в зависимость от нечаянных происшествий. Нет, Джулия не отрицала роль судьбы. Трудолюбие и чувство ответственности, полагала она, даны человеку для того, чтобы исполнить собственное предназначение.

Эта вера в бесконечную изменчивость, в то, что человек может переделать себя, научившись понимать больше или изменив взгляды на жизнь, казалась Стивену проявлением женского начала ее натуры. Если раньше он думал или полагал, что должен думать, будто мужчины и женщины, несмотря на все видимые физиологические различия, в сущности одинаковы, то теперь подозревал, что одним из многих их отличительных признаков является именно отношение к переменам. Достигнув определенного возраста, мужчины застывают в неподвижности, склоняются к убеждению, что даже превратности их судьбы неотделимы от них самих. Они есть то, чем сами себя считают. Что бы они там ни говорили, мужчины верят в то, что они делают, и крепко держатся этой веры. В этом их сила и их слабость. Поднимаются ли они из траншей, чтобы тысячами пасть под смертоносным огнем, сами ли стреляют по врагу, ставят ли последнюю точку в только что написанной симфонии, мужчине редко придет в голову – точнее, редкому мужчине придет в голову, – что он мог бы заняться чем-то другим.

Для женщины эта мысль – обычная логическая предпосылка. Она служит источником непрестанных терзаний или утешений, причем независимо от реальных успехов, которых женщина добивается в собственных глазах или в глазах окружающих. И в этом есть своя слабость и своя сила. Материнские заботы мешают профессиональному росту. Борьба за карьеру наравне с мужчинами подрывает материнский инстинкт. Погоня за тем и другим слишком утомительна и потому грозит двойной неудачей. Не так-то просто проявлять упорство, если не отождествляешь себя со своим делом, если думаешь, что смог бы обрести себя – или другую часть себя – в чем-то другом. Поэтому женщины не слишком интересуются работой и служебным ростом, мундиром и знаками отличия. Вере мужчин в институты, созданные мужчинами, женщины противопоставляют иное понимание самоценности; быть для них важнее, чем действовать. С давних пор мужчины усмотрели в этом признак непокорства. Женщины огородили пространство, вход в которое мужчинам был заказан. И мужчины затаили враждебность.