Глядя на солнце - Барнс Джулиан

Она лежала под одеялом и прислушивалась к рокоту голосов в баре под ней. Майкл все не приходил. Может, он заказал еще коньяку. Может, он сбежал с какой-то, у которой нет дефектов.

Он даже не заглянул в ванную, а просто стоял в темноте и раздевался. По шорохам она старалась отгадать, что именно расстегивается и снимается. Услышала скрип ящика и представила себе, как он надевает пижаму. Из бара снизу донесся всплеск разговоров. Он залез в постель, поцеловал ее в щеку, перекатился на нее, задрал фланелевую ночную рубашку и начал дергать пояс пижамы, который только что завязал. «Секс-дефис», внезапно вспомнилось ей.

Смазочная паста придавала эрзац-влажность, которая, видимо, ему польстила. Пошарив, пощупав, он воткнулся в нее с куда большей легкостью, чем оба они ожидали. Но все равно было больно. Она лежала и ждала, что он скажет что-нибудь. Когда вместо этого он начал елозить в ней, она прошептала очень вежливо:

— Боюсь, милый, я не смогла вставить мою штучку.

— А, — сказал он странным, нейтральным голосом, своим профессиональным голосом. — А!

Но не сердито, не разочарованно, как она ожидала, а только начал вторгаться в нее напористей, и в ту секунду, когда его натиск начал отзываться в ней паникой, он пронзительно присвистнул носом, выдернулся и обдал ей живот. Ничего подобного она не ожидала. Словно кого-то на тебя стошнило, подумалось ей.

Едва он немного сполз с нее, она сказала:

— Я промокла. Ты меня промочил.

— Всегда кажется, что этого больше, чем на самом деле, — сказал он. — Как с кровью.

Эта фраза заставила замолчать их обоих тем, что она подразумевала, а не только упоминанием про кровь. Он задышал тяжелее. Она почувствовала запах коньяка. И лежала, а внизу в баре гудели голоса, будто нигде в мире ничего не происходило. Она лежала в темноте и думала о крови. Черное — красное, черное — красное, два цвета вселенной Проссера. А если на то пошло, так, может быть, это единственные цвета в мире.

— Я достану тебе носовой платок, — сказал Майкл.

— Только не зажигай света.

— Ладно.

Скрипнул другой ящик, и он вложил ей в пальцы носовой платок. На ощупь размером в шарфик. Она разостлала платок на животе и мягко описала ладонью несколько кругов по нему. Жест, которым дети показывают, что хотят есть. Да только на нее кого-то сейчас вытошнило. Она смяла платок в шар, бросила его на пол, одернула ночную рубашку и перекатилась на свою половину кровати.

Утром, услышав, что Майкл проснулся, она не открыла глаз. Он вернулся из ванной, насвистывая, уже одетый, потряс ее за плечо, дружески шлепнул по бедру и бормотнул:

— Жду тебя внизу, детка.

Так может быть, все в порядке. Она быстро оделась и сбежала вниз. Да, как будто все было в порядке, рассудила она, потому что он все накладывал и накладывал ей жареного хлеба и наполнял ее чашку прежде, чем она успевала ее допить. Может, он не нашел в ней дефекта, может, он не отошлет ее назад.

Однако она должна была что-то сказать про это. В конце-то концов, это же ведь то, для чего брак. Вечером, когда они переодевались к обеду, она собралась с духом, едва он повернулся к ней спиной.

— Мне очень жалко, что вчера ночью так получилось.

Он не ответил. Наверно, он сердился. И она попробовала еще раз.

— Я уверена… я уверена, что в следующий раз…

Он обошел кровать и сел наполовину рядом с ней, наполовину у нее за спиной. И прижал сильный палец к ее губам.

— Ш-ш-ш, — сказал он. — Все хорошо. Только естественно, что у тебя нервы перенапряжены в такое время. Я до нашего отъезда не буду больше тебе навязываться.

Это было совсем не то, чего ей хотелось услышать. Ласково, да, но словно сказано только, чтобы переменить тему. Ей необходимо было попробовать еще раз. В конце-то концов, они не были такими, как их родители, — они читали книги, а Майкл, предположительно, бывал в лондонских борделях. Она отняла его палец от своих губ.

— В следующий раз я сумею, — сказала она, начиная чуть-чуть дрожать, но, возможно, оттого, что Майкл слишком крепко сжимал ее плечо.

— Мы об этом не говорим, — сказал он непреклонно. — На пока хватит. Ты вполне ничего. — Он прижал обе ладони к ее лицу, ласковые, с запахом мыла. Одна закрыла верхнюю половину ее лица до кончика носа, другая закрыла рот и подбородок. Между двумя его слегка раздвинутыми пальцами просачивался свет. Он продолжал держать ее так, в мягкой клетке своих рук.