Моряк, которого разлюбило море - Мисима Юкио

— Спасибо!

Односложно поблагодарив, Нобору погладил небольшой бугорок на крокодильей спине, усохшие лапы, заметил в уголках красных стеклянных бусин-глаз пыль залежалого в бразильской глухомани товара, заново перебрал только что сказанные слова Рюдзи.

Жаркая и влажная смятая простыня. Душная от печи комната. На подушке ошметки кожи, содранные с пересохших губ. Перед приходом Рюдзи он как раз потихоньку их обдирал. Переживая, что из-за крошечных отслоений губы теперь выглядят слишком красными, он невольно бросил взгляд в сторону комода с щелью. Взглянул и тут же подумал, что все пропало. Что, если взрослые, проследив за его взглядом, подозрительно уставятся туда?! Нет, все в порядке. Взрослые гораздо менее внимательны, чем он предполагал. Знай себе покачиваются внутри своей безразличной любви.

Нобору внимательно оглядел Рюдзи. Загоревшее на тропическом солнце лицо выглядело еще мужественнее, густые брови и белые зубы смотрелись даже привлекательнее, чем раньше. Однако в его пространной тираде о крокодиле звучала некая нарочитость, попытка придать правдоподобие фантазиям Нобору, она напоминала лесть преувеличенно эмоциональных писем, которые иногда Нобору писал ему. В этом повторно встреченном Рюдзи угадывалась подделка под другого Рюдзи, первого. Не сдержавшись, Нобору невольно произнес вслух:

— Подделка какая-то.

Но Рюдзи не понял и наивно возразил:

— Эй, не шути так. Это потому что мелкий? Так ведь крокодилы в детстве маленькие. Сходи в зоопарк.

— Нобору, будь вежливым. Покажи лучше свой кляссер.

Прежде чем Нобору успел протянуть руку, мать развернула перед Рюдзи кляссер, куда он аккуратно вклеивал марки с писем Рюдзи, присланных со всего мира.

Мать сидела перед окном лицом к свету, листала страницы, Рюдзи заглядывал сверху, облокотившись о спинку стула. Нобору подумал о том, какие у них обоих красивые носы. Тусклый свет прояснившегося зимнего неба приятно освещал безупречные профили этих двоих, уже позабывших о существовании Нобору.

— Когда теперь снова в море? — внезапно спросил Нобору.

Мать обернула к нему испуганное лицо, и он увидел, как она побледнела. Этот вопрос для Фусако, несомненно, был самым насущным и одновременно самым пугающим.

Рюдзи нарочно не спешил повернуть лицо от окна. Чуть сузив глаза, он медленно произнес:

— Пока не знаю.

Его ответ стал ударом для Нобору. Фусако молчала, напоминая закупоренную маленькой пробкой бутылку с пенящимися в ней разнообразными эмоциями. На лице застыла идиотская женская гримаса — не поймешь, юли она несчастна, то ли счастлива. Мать выглядела как прачка.

Немного помедлив, Рюдзи спокойно добавил еще кое-что. И в этой то ли лжи, то ли правде звучало милосердие мужчины, уверенного в собственной силе влиять на чужую судьбу:

— В любом случае погрузка займет все праздники.

Как только мать и Рюдзи вышли из комнаты, Нобору, багровый от злости, закашлялся, выхватил из-под подушки дневник и написал:

Преступления Рюдзи Цукадзаки

Пункт третий. На вопрос «Когда снова в море?» вопреки ожиданиям ответил: «Не знаю».

Нобору отложил ручку и задумался, но потом, разозлившись еще больше, дописал:

Пункт четвертый. Его возвращение. Само по себе, как таковое.

Затем устыдился своего гнева. Он ведь тренируется «ничего не чувствовать». Нобору несколько раз ударил себя, внимательно вслушался в ритм собственного сердца и, убедившись, что в нем не осталось ни капли гнева, перечитал третий и четвертый пункты. Тем не менее он не нашел необходимости хоть что-то в них изменить.

В этот момент из соседней комнаты донесся неясный звук. Похоже, мать там. И Рюдзи тоже… А он не заперт на ключ. От следующей мысли сердце Нобору забилось сильнее. Как в незапертой комнате в этой утренний час незаметно и как можно скорее тихо выдвинуть ящик комода и забраться в нишу?

Глава 2

Фусако в подарок досталась дамская сумочка из кожи броненосца. Странную вещицу с болтающейся, похожей на мышиную, головой, грубой застежкой и швами Фусако носила с удовольствием, хвасталась ею в магазине, заставляя хмуриться управляющего Сибуя.

Последний день уходящего года они провели в разлуке — в «Рексе» было полно работы, а Рюдзи не смог отвертеться от вечерней вахты. Такое расставание на полдня казалось теперь естественным.