Бедные-несчастные - Грей Аласдер

— Гм. Я подумаю.

Он улыбнулся, как бы показывая, что считает мое замечание пустой демонстрацией мужской независимости. Он был прав.

Вечером того же дня я взял напрокат большой сундук, уложил вещи, заплатил тронгейтскому домохозяину еще за две недели, нанял кеб и приехал на Парк-серкес со всеми пожитками и инструментами. Бакстер никак не высказался по поводу моего появления — просто провел меня в мою комнату и подал мне телеграмму, пришедшую из Лондона несколькими часами раньше. Она гласила: «Я ТТ» (я тут), — и никакого имени дальше не стояло.

11. Парк-серкес, 18

Если верно, что трудная, но благодарная работа, общество умного ненавязчивого друга и удобное жилище составляют прочнейшую основу для счастья, то последующие месяцы были едва ли не лучшими в моей жизни. Служанки Бакстера начинали такими же деревенскими девушками, какой была когда-то моя мать, и хотя всем им теперь стало по меньшей мере под пятьдесят, им, думаю, нравилось, что в доме живет сравнительно молодой человек, который с удовольствием ест приготовленную ими пищу. Как я ем, они никогда не видели, потому что пища поднималась ко мне в столовую на кухонном лифте, но я часто посылал обратно вместе с пустыми тарелками дешевенький букет цветов или благодарственную записку.

Я ел вместе с Бакстером за огромным столом и старался садиться от него подальше. То ли вовсе не имея поджелудочной железы, то ли имея ее в сильно недоразвитом виде, он сам приготовлял себе пищеварительный сок и подмешивал его в каждую порцию еды. Когда я поинтересовался составом сока, он со смущенным видом уклонился от ответа, и мне стало ясно, что часть ингредиентов он извлекает из собственных испражнений. Запах, доносившийся с его конца стола, говорил именно об этом. Позади его стула стоял буфет с оплетенными бутылями для кислот, закупоренными пузырьками, мензурками, пипетками, шприцами, лакмусовыми бумажками, термометрами и барометром; там также находилась дис-тилляционная установка, состоящая из бунзеновской горелки, реторты и трубки. Она побулькивала на слабом огне в течение всего дня. Иногда во время еды он вдруг замирал, переставал жевать и словно вслушивался в нечто отдаленное, но притом находящееся внутри его тела. После секунд оцепенения он медленно вставал, осторожно нес свою тарелку к буфету и несколько минут примешивал к еде всякие добавки. На буфете лежала тетрадь, куда каждые четыре часа он заносил свой пульс, частоту дыхания, температуру, изменения в химическом составе крови и лимфы. Однажды утром, до завтрака, я полистал ее и был ошеломлен настолько, что никогда больше в нее не заглядывал. Там были зафиксированы ежедневные перепады столь нерегулярные, внезапные и резкие, что их не смог бы выдержать самый сильный,и здоровый организм. Повсюду четким, убористым детским и вместе с тем твердым почерком Бакстера были выведены даты и часы, которые, к примеру, показывали, что вчера, когда он со мной беседовал, его нервная система испытала потрясение, равное по силе эпилептическому припадку; я не ощутил тогда ровно никакой перемены в его поведении. Разумеется, все эти приборы и записи могли быть и обманом, уловкой, посредством которой гадкий ипохондрик преувеличивал свои недуги в надежде почувствовать себя сверхчеловеком.

За пределами столовой жизнь на Парк-серкес, 18 была великолепно обыденной. После ужина мы лечили больных зверюшек в операционной, а потом шли отдыхать в кабинет, где читали, играли в шахматы (Бакстер всегда выигрывал), шашки (тут почти всегда выигрывал я) или криббидж (тут предсказать победителя было невозможно). По выходным дням мы возобновили наши долгие прогулки и все время говорили о Белле. Она постоянно напоминала нам о себе. Каждые три-четыре дня приходила телеграмма, гласящая: «Я ТТ», — из Амстердама, Фран-кфурта-на-Майне, Мариенбада, Женевы, Милана, Триеста, Афин, Константинополя, Одессы, Александрии, Мальты, Марокко, Гибралтара и Марселя.

Однажды мглистым ноябрьским вечером пришла телеграмма из Парижа: «Н ВЛНЙС». Бакстер пришел в неистовство. Он закричал:

— Раз она просит меня не волноваться, значит, случилось что-то ужасное. Я еду в Париж. Найму детективов. Разыщу ее.

Я сказал:

— Подожди, пока она сама не позовет тебя, Бакстер. Доверься ее словам. Это послание означает, что событие, которое огорчило бы тебя или меня, ее не беспокоит. Ты не захотел ее неволить и доверил ее Данкану Паррингу. Сейчас доверь ее самой себе.