Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры - Вильмонт Екатерина Николаевна

Возвращаюсь на свое место. Викентий сидит как приклеенный. Надо же, до чего крепкий мочевой пузырь… А может, у него трудности с мочеиспусканием, да нет, похоже, он вполне хорошо себя чувствует. Господи, что только не лезет в голову бабе в моем возрасте!

Особенно хорошие мысли для начала романа… Какого романа, окстись, матушка, тебе ближе всего к пятидесяти, одергиваю сама себя, но ведь теперь все возрастные представления изменились, а почему бы и нет, вон Алевтина уже полтора года пребывает в состоянии жгучего романа, да и у меня самой вроде как роман с Юрой, правда, от этого романа уже попахивает плесенью, ему явно не хватает воздуха. Алевтина утверждает, что я сама виновата – слишком хорошо его кормлю. «Ясное дело, – говорит она в ответ на мои жалобы, – если так мужика кормить, он только и сможет, что доползти до койки!» Впрочем, я же решила в этой поездке не думать о прошлом. Ого! Я уже отправила Юру в прошлое? Не слишком ли быстро, Кира Кирилловна?

Тут подходит стюардесса с горячими салфетками – с ума сойти! Хорошо, что я стерла тон, а то сейчас имела бы вид! С наслаждением прикладываю салфетку к лицу.

Как приятно! Сразу чувствуешь себя освеженной! Теперь раздают бланки деклараций. Лезу в сумку за ручкой. О черт! Ручка потекла, и рука у меня вся черная. Какая гадость! Хорошо еще не на костюм! Викентий ахает и помогает мне вытереть руку, не жалея на это даже своего платка. Подбегает стюардесса, что-то лопочет на иврите, притаскивает кучу салфеток, уносит протекшую ручку и провожает меня к умывальнику. Но где там! Разве эти чернила так отмоешь! Вот незадача. Приеду к дочке с черной лапой. Поделом тебе, голубушка, уж больно ты занеслась! Это чтобы жизнь медом не казалась.

Выхожу и сталкиваюсь с Викентием. Значит, он тоже живой человек. Смущенно улыбнувшись, он скрывается в сортире. Улыбка у него прелестная.

Интересно, спросит он мой телефон в Тель-Авиве, захочет ли увидеться? Если нет, я не расстроюсь, я не расстроюсь, я не расстроюсь.

– Кира Кирилловна, простите мою назойливость, но не могли бы мы встретиться в Тель-Авиве? Мне так понравилось болтать с вами.

Наверное, это можно счесть за комплимент.

– Быть может, вы дадите мне телефон вашей дочери?

– А почему бы и нет?

И я, разумеется, дала ему Дашин телефон.

Наконец объявили посадку. Сердце у меня забилось в нетерпении: еще полчаса, и я увижу Дашку! Викентий с его улыбкой сразу как-то поблек. Вероятно, он понял мое состояние и больше не лез с разговорами. Только когда самолет уже катил по посадочной полосе, он сказал:

– Кира Кирилловна, давайте сейчас попрощаемся, а то в аэропорту будет суета и может выйти какая-нибудь неловкость. Поверьте, мне было необыкновенно приятно с вами познакомиться, и я очень надеюсь на продолжение этого знакомства. Спасибо за приятнейшую беседу, и всего самого лучшего. Позвольте поцеловать вашу руку.

Всего вам доброго. Я непременно позвоню.

Какая речь, какое воспитание!

В аэропорту Бен-Гурион все процедуры, пограничные и таможенные, заняли от силы пять минут, это вам не Шереметьево. И вот уже я хватаю с транспортера свои сумки и мчусь в направлении выхода. Черт, вот дура, и почему я не взяла тележку, как все нормальные люди? Сумок у меня четыре, а руки только две. Но тут кто-то вдруг выхватывает у меня сумки. Викентий!

– Кира! Давайте сюда ваши вещи!

Он укладывает мои сумки на свою тележку. Предусмотрительный товарищ!

– Ой, спасибо вам, а то я что-то сдурела!

– Немудрено, – отвечает он.

Интересно, что он имеет в виду? Вдруг я слышу истошный крик:

– Мамочка! Мамуля! Я тут!

Дашка! Она ждет за барьерчиком, прыгая от Нетерпения, – моя школа! Ох, какая же она красивая! Я со всех ног кидаюсь к ней, совершенно забыв о вещах и о Викентий. Мы душим друг друга в объятиях. Потом отстраняемся и придирчиво оглядываем друг друга.

– Дашка, как ты похорошела!

– Мамуля, а ты совсем не изменилась. Как же я по тебе соскучилась! Что это у тебя с рукой?

– Кира Кирилловна, вот ваши вещи, – слышу я голос Викентия.

– Ой, спасибо вам! – Мы с Дашкой хватаем сумки с его тележки.

– Всего вам доброго, – говорит он и вежливо удаляется.

– Мамуля, это что, новый хахаль? – интересуется Дашка.

– Да какой там хахаль, просто попутчик.

– А по-моему, он на тебя глаз положил, – определяет с ходу моя дочка. – Наверное, ручка в самолете потекла! – догадывается она. – Ну, не беда, отмоем!

– Дарья, а где твой муж? Куда ты его девала?

– Он на неделю уехал на Кипр. Гастроли.

Зять у меня виолончелист. Как здорово, целую неделю мы будем с Дашкой вдвоем. Успеем насладиться друг дружкой.

– Мамуля, тебя все так ждут, тетя Люба просто с ума сходит, хотела ехать тебя встречать, но я ее не взяла, сказала, что сегодня ты будешь только моя, да, мамуля?

– Да, моя девочка, конечно!

– Ладно, мамуля, пошли, я на машине.

– У тебя своя машина?

– А разве я не писала, что купила машину? Нет?

Она хоть и не новая, но хорошая, «Хонда». Вон, видишь, беленькая, вторая справа!

Наконец мы садимся в машину и едем. Я смотрю только на Дашку, не могу налюбоваться. До чего же хороша моя девочка! Смуглая, темноволосая, с огромными синими глазами. Глаза у нее точь-в-точь как у отца.

Как же я когда-то сходила из-за него с ума, как хотела в дочке его повторения! К счастью, она похожа на него только внешне, а характером она пошла в меня. А он даже и не подозревает, что у него есть такая дочь!

Вдруг Дашка тормозит и съезжает на обочину.

– Мамуля, дай я тебя еще поцелую!

Мы обнимаемся и ревем в три ручья.

– Дарья, ты чего ревешь?

– А ты чего ревешь?

– А ты чего?

– Я от счастья.

– И я от счастья!

Мы уже хохочем как полоумные.

– Дарья, ну как ты?

– Все хорошо, мамуля, ты ж меня знаешь, я вся в тебя – оптимистка. Да и вправду все нормально, Данька работает в неплохом оркестре, его там ценят, собирается организовать свой квартет, я тоже работаю, мне нравится, так чего еще желать!

– А учиться?

– Да у меня с языком еще не так хорошо, но через год, если все будет нормально, конечно, попытаюсь.

– А как насчет детей?

– Вот с этим мы пока решили подождать, надо сперва встать на ноги покрепче, да я еще успею, мамуля, мне же только будет двадцать. И вообще у меня все хоккей, и в личной жизни, и в общественной, так что кончай с мамскими вопросами! Давай лучше смотри в окно, как-никак едешь уже по земле обетованной. Как, мамуля, решим – сделаем сейчас небольшой кружок по городу или сперва домой?

– Давай лучше домой, я что-то притомилась.

– Это от чего же? От флирта с этим вежливым дядечкой?