Исчезновение слона - Мураками Харуки

— Меняется время, меняется атмосфера, меняется мировоззрение, — сказал я. — Слушай, давай-ка спать. Завтра обоим рано вставать.

— Не хочу я спать. Расскажи про ограбление булочной, — сказала жена.

— Неинтересная история, — сказал я. — По крайней мере, не такая интересная, как ты ожидаешь. Без приключений.

— Но все удачно сложилось?

Я сдался и потянул за кольцо очередной банки. У жены ведь такой характер, начнет спрашивать — не успокоится, пока все до конца не выяснит.

— Можно сказать, что удачно, а можно сказать, и нет, — ответил я. — В конечном итоге мы получили столько хлеба, сколько хотели, но никого так и не ограбили. Прежде чем мы попытались отобрать хлеб, хозяин булочной сам его нам дал.

— Просто так?

— Нет, не просто так. В этом-то вся загвоздка, — сказал я, покачав головой. — Булочник был без ума от классической музыки, и как раз в тот самый момент он слушал в своей булочной увертюры Вагнера. И вот он предложил нам сделку: если спокойно дослушаем до конца эту пластинку, то сможем унести столько хлеба, сколько захотим. Мы переговорили с приятелем и пришли к такому выводу: с нас не убудет, если нужно просто послушать музыку. В буквальном смысле это не является работой, и вреда от этого никому не случится. Поэтому мы убрали тесак и нож в дорожную сумку, уселись на стул и вместе с булочником стали слушать увертюры к операм «Тангейзер» и «Летучий голландец».

— А потом получили хлеб?

— Да. Затолкали в сумку почти весь хлеб, который был в булочной, и унесли с собой, а потом дня четыре или пять только им и питались, — сказал я и еще отпил пива.

Словно беззвучные волны от землетрясения на морском дне, сон настойчиво покачивал мою лодку.

— Конечно, на тот момент мы достигли своей цели, заполучив хлеб, — продолжал я. — Как ни крути, этот случай преступлением не назовешь. Своего рода обмен. Мы послушали Вагнера и взамен получили хлеб. С юридической точки зрения — что-то вроде торговой сделки.

— Но ведь слушать Вагнера — это не труд, — сказала жена.

— Вот именно, — подтвердил я. — Если бы булочник потребовал от нас помыть посуду или протереть окна, то мы бы наотрез отказались и просто отобрали бы у него хлеб. Однако булочник ничего такого не просил, он просто предложил нам послушать пластинку Вагнера. Что я, что мой дружок — мы оба пришли в замешательство. Кто же мог представить себе, что речь зайдет о Вагнере. Но это стало для нас вроде проклятия. Сейчас я думаю, что мы должны были отказаться от его предложения и, как и планировали сначала, пригрозить ему ножами и просто отобрать хлеб. Тогда бы никаких проблем не возникло.

— А возникли какие-то проблемы?

Я опять потер глаза внутренней стороной запястья.

— Ну да, — ответил я, — однако это не какая-нибудь конкретная проблема, различимая глазом. Тот случай стал рубежом, за которым все начало медленно меняться. А изменившись единожды, уже больше не стало прежним. В результате я вернулся в университет, успешно его закончил, работая в адвокатской конторе, стал готовиться к экзамену по праву. Познакомился с тобой, женился. Ситуация, в которой я мог бы повторно напасть на булочную, осталась позади.

— И вся история?

— Да, вся, — сказал я и допил пиво.

Теперь все шесть банок стояли пустые. В пепельнице валялись шесть колец от банок, словно оброненная русалкой чешуя.

Однако на самом деле неправдой было бы сказать, что ничего не изменилось. Произошло несколько конкретных вещей, видимых невооруженным глазом. Просто не хотелось рассказывать об этом жене.

— А что теперь делает твой дружок? — спросила жена.

— Не знаю, — ответил я. — Почти сразу после того случая наши пути разошлись. И с тех пор мы больше не встречались. Я не знаю, что он теперь делает.

Некоторое время жена молчала. Думаю, она уловила в моей интонации какую-то недоговоренность. Однако не сказала об этом ни слова.

— Но непосредственная причина того, что ваша дружба закончилась, была в том самом нападении на булочную?

— Наверное. Шок от этой истории оказался намного сильнее, чем может показаться со стороны. Мы несколько дней после того только и говорили, что о связи хлеба и Вагнера. Обсуждали, правильный ли выбор сделали. Однако к общему мнению так и не пришли. Если здраво рассуждать, наш выбор был верным. Мы никому не навредили, каждая сторона оказалась, в общем-то, удовлетворена. Ради чего так поступил булочник, я и сейчас не могу понять. В любом случае, он преуспел в деле пропаганды Вагнера, а мы смогли наесться хлеба от пуза. И при всем этом мы чувствовали, что совершили какую-то серьезную ошибку. Ошибка, смысла которой мы так и не поняли, отбросила тень на нашу жизнь. Поэтому я и использовал слово «проклятие». Без сомнения, это нечто вроде проклятия.