Успех - Эмис Мартин

Было ровно двадцать пять минут шестого. Одетая в красивый костюм покроя сороковых и ярко-красные чулки (в первый раз мы могли хорошенько разглядеть ее ноги), Джен бессистемно и бесцельно рылась в своей похожей на торбу сумочке, что обычно предшествовало ее уходу из офиса; в любой момент она могла встать, потянуться, зевнуть и пройти вокруг центрального стола, прощаясь с сослуживцами. Наладив прекрасные отношения с обеими постоянными секретаршами, молодой хромоножкой и старой задроткой, Джен обычно мимоходом кивала им, прежде чем ускользнуть. Это был восьмой день ее пребывания здесь — и, соответственно, восьмой вечер, когда, снедаемый желанием, я подглядывал за ней через полуоткрытую дверь. Все семь предыдущих раз она завязывала разговор со своими подружками, так что обратиться к ней напрямую («Вы сейчас куда, в метро или пойдете пешком?», «Может, забежим куда-нибудь выпить? Вы не хотите выпить? Ладно, ладно. Увидимся завтра утром!») было совершенно немыслимо. Однако в этот раз Джен раздосадованно склонилась над пудреницей, пока Энн и Мюриел уже выходили через дверь офиса. Ушли. Все чисто. О нет.

Любой джентльмен встал бы со своего места и ленивой походкой подошел бы к столу Джен. Вы сами наклонились бы и попробовали открыть упрямую розовую ракушку, над которой трудились длинные пальцы Джен. Кто угодно наверняка взял бы пудреницу у нее из рук, сжал зубы и со смущенным удивлением обернулся бы к девушке, когда благоуханная коробочка открылась. Никто из смертных, тяжело дыша от возбуждения, не опустился бы на стул, когда она посмотрела бы на него, улыбнулась и воскликнула: «Тарзан!»

— Выпить не хочешь? — спросил я.

Она согласилась. Мы отправились в заведение на Фокс-стрит, популярный ветхий паб с темными мраморными стенами и печальными окнами. Я дополнил свой обычный гротескный спектакль, встав на цыпочки, чтобы протиснуться сквозь сидящих за стойкой, размахивая фунтовой банкнотой, безуспешно стараясь привлечь внимание фантастически медлительного и надутого хозяина, каждую минуту оборачиваясь к Джен, чтобы крикнуть ей что-нибудь вроде: «Потерпи немножко», «Он меня не видит» или: «О боже», пока наконец, разжившись пинтой пива и виски с лимонадом для дамы, я проследовал за Джен сквозь толпу одетых в костюмы мужчин, усадил ее за приличный угловой столик, а сам сбежал вниз, чтобы лихорадочно пописать, зачесать лысину, прежде чем вернуться к ней и нашим напиткам.

— Все в порядке? — спросила она.

И пусть говорят все что угодно — мне думается, я выглядел чертовски неплохо и действительно произвел крайне благоприятное впечатление. К счастью, на мне оказался мой лучший (то есть новый) костюм, и это был один из дней, когда я мог смотреть правде в глаза: у меня был не такой бледный и потрепанный вид, не такие искусанные губы, и волосы лежали довольно гладко. Мои руки тоже не так сильно дрожали — в самом деле, я три раза подносил ей спичку, тяжело и удовлетворенно дыша, когда замечал, что пламя относительно статично, — и голос мой не выдавал тех судорожных трелей, как на улице, стесняясь собственного желания. (Кстати, что до Джен, то она казалась мне ожившим поллюционным сном.) А разговор? Что ж, он тек сам собой. Он тек сам собой, с паузами, но не прерываясь слишком надолго.

Боже, это было так прекрасно! Нелепо — но я сразу же почувствовал себя изменившимся. В тот вечер по дороге домой (мост, подземка, улицы) я уже больше так жадно не пялился на каждую проходящую девицу, как если бы само их существование было болезненным fait accompli ^[7], направленным на меня и остатки моего достоинства. Красивая негритянка на Квинсуэй, обычный предмет моих диких фантазий, проверила мой билет, обменявшись со мною любезностями: я мог быть кем угодно другим, я мог быть вами. Свернув с главной дороги, я заметил парочку, тискавшуюся в грязном подъезде отеля, и по инерции отшатнулся было от них со злобой и отвращением, но тут же замедлил шаг и, подумав, пожелал им всего доброго. Сами улицы, которые на прошлой неделе выглядели как стертые кадры из ролика новостей, теперь казались приветливей, полные более разнообразных теней. Я помедлил в сквере — дружелюбные тени листвы пробегали у меня под ногами — и, заметив надвигающиеся огни спальни-гостиной, сказал:

— Да, я знаю. Конечно, она не станет. Знаю, знаю. И все же.

Я даже встретил Грегори на кухне (вот уж действительно великосветское общество); он выглядел щеголевато и явно куда-то собирался, но благосклонно задержался, пока я наливал себе выпить.