Дэнс, дэнс, дэнс - Мураками Харуки

Хорошо, что этот парень остался один, подумал я. Во всех отношениях хорошо.

Иначе говоря — он просто стал соответствовать своему возрасту.

“Соответствовать своему возрасту”, — повторил я про себя. И на всякий случай произнес вслух. Вслух это могло относиться к кому угодно, но не ко мне.

* * *

В девять вечера телефон затрезвонил снова. Звонка мне ждать было не от кого, и я даже не сразу сообразил, что этот звук означает. Тем не менее, телефон продолжал надрываться. После четвертого звонка я наконец снял трубку.

— Сегодня в фойе ты меня разглядывал, признавайся? — сказала она. Не сердито, не весело — совершенно бесстрастным голосом.

— Было дело, — признался я.

Она помолчала.

— Если меня на работе так разглядывать — я напрягаюсь, и очень сильно, — продолжала она. — Я из-за тебя кучу ошибок наделала. Пока ты меня разглядывал.

— Больше не буду, — пообещал я. — Это я от твоего вида храбрости набирался. Я ведь не знал, что ты так напрягаешься. Теперь знаю, так что больше не стану. Ты где?

— Дома. Сейчас ванну приму — и спать, — сказала она. — Ты себе номер продлил, да?

— Ага. По делам придется еще задержаться.

— Тогда больше не разглядывай меня, ладно? А то у меня будут проблемы.

— Больше не буду разглядывать.

Она помолчала еще немного.

— Слушай… А что, со стороны сильно заметно, когда я напрягаюсь? Ну, общее впечатление?

— Да как сказать… Не знаю даже. Все люди по-разному держатся. Опять же, любой напрягаться будет, если знает, что за ним наблюдают. Так что не стоит себе этим голову забивать. Тем более, что у меня просто склонность такая — всякие вещи подолгу разглядывать. Уставлюсь на что-нибудь и разглядываю полчаса…

— И откуда у тебя эта склонность?

— Откуда берутся наши склонности, объяснить очень сложно. Но я все понял, и разглядывать тебя больше не буду. И проблем на работе желаю тебе меньше всего на свете.

Полминуты, не меньше, она обдумывала мои слова.

— Спокойной ночи, — сказала она наконец.

— Спокойной ночи, — ответил я.

И повесил трубку. Затем принял ванну, после чего улегся на диван и до одиннадцати читал книгу. В одиннадцать встал, оделся и вышел из номера. Коридор был длинный и извилистый, как лабиринт, и я решил пройти его из конца в конец. В самом дальнем конце коридора я обнаружил служебный лифт. Располагался он так, чтобы не попадаться на глаза постояльцам, но найти его оказалось несложно. Свернув по стрелке с надписью “Пожарный выход”, я оказался в тупичке с подсобными комнатами без номеров, а уже за ними, в углу, отыскал и служебный лифт. Дабы по ошибке в него не залезли-таки проживающие, на дверях висела табличка “грузовой”. Я простоял перед дверями довольно долго, но, как показывали цифры на дисплее, все это время лифт оставался в подвале. Пользоваться им в это время суток было практически некому. Из динамика в потолке лилась негромкая музыка — “Мами Блю” оркестра Поля Мориа.

Я нажал на кнопку. Словно очнувшийся от спячки зверь поднимает голову, лифт встрепенулся и начал карабкаться вверх. 1, 2, 3, 4, 5, 6… Кабина приближалась медленно, но неумолимо. Слушая “Мами Блю”, я буравил взглядом цифры. Если внутри кто-то окажется — скажу, что ошибся лифтом. Нормальные постояльцы всегда ошибаются лифтами. Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать… Отступив на шаг назад и сжав кулаки в карманах, я ждал, когда откроются двери.

“15” — лифт остановился. Пауза. Мертвое беззвучие. Двери плавно раскрылись.

Внутри — никого.

Какой до ужаса тихий лифт, подумалось мне. Куда до него чахоточному лифту старого отеля “Дельфин”… Я ступил внутрь и нажал на кнопку “16”. Двери закрылись, кабина чуть сместилась в пространстве — и двери открылись снова. Шестнадцатый этаж. Обычный — никакой темноты и прочих ужасов из ее рассказа. Свет горит как положено, в динамиках — нескончаемая “Мами Блю”. Абсолютно ничем не пахнет. На всякий случай я обошел этаж из конца в конец. Шестнадцатый оказался точной копией пятнадцатого. Тот же изломанный поворотами коридор, те же бесконечные двери, та же ниша для автоматов с напитками, те же несколько лифтов. Под некоторыми дверями дожидались горничной пустые тарелки тех, кто ужинал в номере. На полу — темно-красный ковер. Мягкий, роскошный. Глушит любые шаги. Я притопнул ногой — и не услышал в ответ ни звука. Музыка с потолка сменилась на “Любовь в летний день” Перси Фейса. Я дошел до угла, свернул направо, на середине коридора сел в обычный лифт, вернулся на пятнадцатый этаж. И решил повторить все сначала. Сел в служебный лифт, поднялся на шестнадцатый, вышел в самый обычный коридор. Все тот же свет. Все та же “Любовь в летний день”.