V. - Пинчон Томас

Ну конечно, он как-то подвозил ее. Он запомнил лицо. Она была любовницей клерка из английского консульства. Джебраил подбросил этого мальчика к отелю «Виктория» — через дорогу. А в другой раз они поехали к ней домой. Потому Джебраил и запомнил их лица. Если с кем-то из ездоков встречаешься во второй раз и говоришь ему "добрый день", это приносит больше бакшиша. Ему даже трудно говорить о них как о людях — просто деньги. Что ему за дело до шашней англичан? Благотворительность — хоть из любви ближнему, хоть просто из любви — такая же ложь, как Коран. Ее просто не существует.

Еще его ездок встречался на Муски с одним торговцем-ювелиром, который ссужал деньги махдистам, а потом — когда это движение было разбито — боялся, что его симпатии станут известны. Что делал у него этот англичанин? Из лавки он не вынес никаких драгоценностей, хотя и проторчал там битый час. Джебраил пожал плечами. Оба они — дураки. Единственный Махди — это пустыня.

Некоторые верили, что Магомет Ахмед, Махди 83-го года, не умер, но спит в пещере неподалеку от Багдада. И в Судный День, когда пророк Христос утвердит Эль-Ислам всемирной религией, он вновь вернется к жизни и повергнет антихриста Дежала у врат храма где-то в Палестине. И первый звук трубы ангела Асрафила убьет всех живых на земле, а второй — разбудит всех мертвых.

Но Джебраил-Джебель — ангел пустыни — зарыл все трубы в песок. Пустыня — есть достаточное пророчество о Судном Дне.

Совершенно выдохшись, Джебраил развалился на сидении пегого фаэтона. Он разглядывал зад своей бедной лошади. Тощая лошадиная задница. Он чуть не рассмеялся. Может, это — откровение от Бога? Над городом повис туман.

Вечером он напьется с одним знакомым продавцом сикаморовых фиг, имени которого Джебраил не знал. Торговец фигами верил в Судный День и был уверен, что этот день — не за горами.

— Слухи, — мрачно говорил он, улыбаясь гнилозубой девушке, которая работала в арабских кафе и, нося на плече ребенка, искала франков, нуждающихся в любви. — Политические сплетни.

— Политика — это вранье.

— Вверх по Бахр-эль-Абьяду, в языческих джунглях, есть место под названием Фашода. Франки — инглизи и ферансави — затевают там огромную битву, которая распространится во всех направлениях и захлестнет мир.

— И Асрафил протрубит призыв к войскам, — фыркнул Джебраил. — Но он не может. Он — это ложь. И труба его — ложь. Единственная истина — это…

— Пустыня, пустыня. Wahyat abuk! Боже упаси.

И торговец фигами исчез в дыму — пошел купить еще бренди.

Ничего не наступало. Как не было и ничего уже наступившего.

Вернулся англичанин с гангренозным лицом. Вслед за ним из отеля вышел толстяк — его дружок.

— Надо немного подождать, — весело крикнул ездок.

— Хей-хоу! Сегодня вечером я беру Викторию в оперу.

Ездок сел в кэб:

— Рядом с "Креди Лионэ" есть аптека. — Усталый Джебраил натянул поводья.

Ночь опускалась быстро. Этот туман делает звезды невидимыми. Бренди тоже помогает. Джебраил любил беззвездные ночи. Ему казалось, что великая ложь вот-вот будет разоблачена…

VI

Три часа ночи, на улице ни звука, и для фокусника Гиргиса наступает время его главного ночного дела — кражи.

Лишь бриз шелестит в акациях. Сжавшись, Гиргис сидит в кустах рядом с задней дверью отеля Шепхерда. Пока солнце еще не зашло, они вместе с труппой сирийских акробатов и трио из Порт-Саида (цимбалы, нубийский барабан и тростниковая флейта) давали представление на расчищенной площадке возле канала Измаилия — за городом, неподалеку от бойни Аббасия. Ярмарка. Там были качели и паровая детская карусель, заклинатели змей и разносчики закусок: лаймы, жареные семечки абделави, патока, вода с ароматом лакрицы или апельсина, мясной пудинг. Его зрителями были дети — как обычные каирские, так и престарелые — туристы из Европы.

Бери у них днем, бери у них ночью. Если бы только эта боль в костях не делалась с каждым днем все сильнее! Демонстрация фокусов — с шелковыми платками, складными ящиками, скипетрами, таинственным образом попадающих в карман часами, украшенными иероглифами — плугами, скипетрами, ибисом, лилией и солнцем, — ловкость рук и ночные кражи требовали подвижных суставов и резиновых костей. Их его лишила работа клоуна. Его кости, которым полагалось быть живыми, превратились в каменные прутья, прикрытые плотью. Упасть с верхушки пестрой пирамиды сирийцев, чтобы прыжок выглядел как можно более смертельным (и ведь в самом деле — смертельный); или начать колошматить нижнего акробата с таким ожесточением, что вся пирамида дрожала и раскачивалась; смесь веселья и ужаса на лицах у остальных. А дети тем временем смеются, поеживаются, закрывают глаза и наслаждаются тревогой ожидания. Это — единственная награда. Бог не даст соврать, дело вовсе не в плате. Реакция детей — вот сокровище шута.