Пленница дождя - Знаменская Алина

Саша съехала по стеклянной стене телефонной кабинки вниз и теперь сидела на корточках, давясь собственными слезами.

— Это не так, бабушка, — только и сказала она.

— Или ты немедленно возвращаешься, или…

— Но я не могу вернуться сейчас!

— Что ж. У меня нет больше внучки.

Саша не поверила ушам, услышав длинные гудки. В мозгу отчетливо звучала последняя фраза. Минуту или две Саша сидела, слушая гудки и тряся трубку. Потом в кабинку постучали. Она поднялась. Затекшие ноги кололо иголками. Она вышла из духоты переговорного пункта в духоту летнего вечера. Нужно было возвращаться в больницу, где Саша практически безвылазно проводила все свои дни, свободные от работы в общежитии. Саша зашла в магазин, купила минералку и чипсы. Минералкой она умылась возле остановки. Впрыгнув в трамвай, она сразу же отвернулась к окну. Все, она больше не будет плакать и жалеть себя. Карма. У нее, Саши Смирновой, такая карма. У людей бывает похуже. А бабушка… Она всегда была такая. Что ж, Саша не пропадет. Но как она ни пыталась себя утешить, боль от телефонного разговора не унималась. Принималась терзать Сашу приступами. Саше не хотелось ни с кем разговаривать. Она поднялась на третий этаж и мышкой шмыгнула по коридору. Дверь палаты оказалась приоткрытой. Саша вошла и остановилась на пороге. Материна кровать была пуста.

Саша не успела ничего подумать. Даже двинуться не успела — в палату вошла нянечка. Нянечка была толстая и добрая. Саше она нравилась. Несмотря на видимую грубоватость, тетя Стеша была невредной и Сашу в больнице опекала.

— Теть Стеш, а где…

— Отмучилась твоя мамка, — перебила Сашу нянечка. — Час назад скончалась. Увезли. А ты, дочка, иди к Раисе Захаровне, она велела тебе сразу к ней подняться.

Тетя Стеша шмыгнула носом и отвернулась от Саши. Саша молча постояла минуты две, потом вышла из палаты. В кабинете врача горел свет. Саша вошла и села на кожаный диванчик. Ей было странно, что она не плачет. Нужно плакать. Вот сейчас Раиса Захаровна смотрит на Сашу и думает: какая черствая. Но слез не было. Была какая-то жуткая заторможенность. До Саши трудно доходил смысл того, что пыталась ей втолковать врач. Саша немного побаивалась Раисы Захаровны. Сухопарая высокая женщина впивалась в собеседника взглядом. На ней были неизменные очки с большими квадратными стеклами, белый халат и белая шапочка. Хотя все на этаже носили синее. Раиса Захаровна выглядела столь сурово, а голос звучал настолько отрывисто, что Саше всегда казалось, будто Раиса Захаровна попала в больницу откуда-то из фильмов о войне, прямо из эшелона с ранеными. Сегодня же и Раиса Захаровна выглядела иначе, и голос у нее звучал мягче, чем обычно. Но Саша была как в тумане. Смысл последней фразы до нее доходил с трудом.

— Ты сейчас иди домой, а завтра приедешь за мамой часов в пять. Мы и документы приготовим. Тебе нужно приготовить все для похорон. Саша, ты меня слышишь? Вот мой телефон.

Врач сунула в руки девушки листок с телефоном. Саша поднялась и побрела прочь. Она совершенно не помнила, как оказалась в больничном дворе. Как шла по улице к остановке.

Она стояла там довольно долго, пропуская все автобусы, троллейбусы и трамваи. Она не знала, куда должна ехать. От одной мысли, что, войдя в общежитие, она должна будет с кем-то разговаривать, ее начинало мутить. Мысль же приехать в квартиру матери и провести там ночь даже не приходила ей в голову. Наконец, подчиняясь внезапному порыву, Саша поймала такси и назвала чудом запомнившийся адрес…

Глава 10

Весь дом уже спал. Светилось лишь несколько окон. Саша уверена была, что одно из этих окон — его. Илья не спал. Он сразу же открыл дверь. Саша увидела в его комнате мягкий свет настольной лампы. Она торопливо вошла и закрыла за собой дверь.

— Она умерла, — выдохнула Саша, глядя прямо в глаза Ильи. Все в его лице отреагировало на ее слова. Оно вспыхнуло, озарилось и тут же потухло. Саша жадно следила за его лицом. Вот она — неподдельная боль и живая скорбь. Это был тот самый электрический ток, пропустив через себя который Саша сама смогла прочувствовать то, что случилось. Боль потери вонзилась в нее как стрела. Саша смотрела на Илью и как зеркало отражала все его чувства. Его глаза заблестели и наполнились слезами, ее в ответ — тоже. Его рот задрожал и перекосился, ее — тоже. Его тело самопроизвольно качнулось вперед, в Сашину сторону, и она с готовностью качнулась навстречу и обняла Илью. Они плакали оба, не стесняясь слез. Плакать было легко, поскольку не было утешающей стороны. Горе было равноценным. Наплакавшись, они сели на пол, поскольку единственным местом, где можно было сидеть, был топчан с постелью Ильи. Они сидели на полу среди мольбертов и баночек с красками — там, куда не доставал свет настольной лампы, — и разговаривали о Лике.