Серная кислота - Нотомб Амели

Имелся среди них и своего рода феномен – надзиратель Ленка, мясистая женщина-вамп, соблазнявшая без стеснения всех подряд. Она напропалую кокетничала с публикой, вертела задом перед надзирателями, даже заключенных пыталась дразнить пышной грудью и глубоким вырезом, посылая многозначительные взгляды тем, кого била и оскорбляла. В удушливой атмосфере передачи эта откровенная нимфомания служила одним из центров интереса, отталкивающим и притягательным одновременно.

* * *

Заключенных объединяло со зрителями и то, что они не знали имен товарищей по несчастью. А знать хотелось, поскольку потребность в дружбе и поддержке была очень сильна, но все инстинктивно понимали, что такое знание опасно.

Скоро они получили тому весомое подтверждение.

Надзирательница Здена все чаще и чаще оказывалась неподалеку от СКЗ-114. Инструкции оставались прежними: если хочешь кому-нибудь ни за что ни про что врезать – бей красотку.

Опираясь на это предписание, Здена могла, как бы по долгу службы, вволю куражиться над Панноникой. Тут ее надзирательское рвение не знало границ. Не нарушая, разумеется, приказа не уродовать и не калечить, она била ее гораздо чаще, чем полагалось.

Организаторы отметили это обстоятельство. Такой расклад не вызывал у них возражений: получались отличные эпизоды, когда воплощение скотской грубости, каковое являла собою Здена, обрушивалось на волнующую нежность Панноники.

Не придали они значения и другому симптому одержимости Здены – та непрестанно выкрикивала имя, точнее, номер своей жертвы:

– А ну встань, СКЗ-114!

Или:

– Вот я сейчас научу тебя дисциплине, СКЗ-114!

Или:

– Дождешься у меня, СКЗ-114!

И даже простой окрик был весьма красноречив:

– СКЗ-114!

Время от времени, когда она уже не в силах была хлестать прекрасное тело Панноники, она швыряла ее на землю, шипя:

– Ладно, хватит на сегодня, СКЗ-114!

Панноника проявляла чудеса мужества. Она стискивала зубы, чтобы скрыть боль, не выдать себя даже шумным вздохом.

В бригаде Панноники был человек лет тридцати, которого эти истязания приводили в бешенство. Ему в тысячу раз легче было бы сносить побои самому, чем видеть постоянные муки Панноники. Как-то вечером после работы ЭРЖ-327 (так этот человек именовался в лагере) подошел к ней:

– Она преследует вас, СКЗ-114. На это невозможно смотреть.

– Не она, так другая. Или другой.

– Но я бы предпочел, чтобы били другого, не вас.

– Что ж я могу поделать, ЭРЖ-327?

– Не знаю. Хотите, я попробую с ней поговорить?

– Вы же знаете, что у вас нет на это права и она только озвереет еще больше.

– А если вам самой с ней поговорить?

– У меня прав столько же, сколько и у вас.

– Не факт. Надзиратель Здена зациклена на вас.

– Не стану же я играть в ее игры!

– Понимаю.

Они разговаривали шепотом, чтобы вездесущие микрофоны не засекли их разговор.

– СКЗ-114, могу ли я узнать, как вас зовут?

– В других обстоятельствах я бы с радостью вам сказала. Но здесь, как мне кажется, это было бы крайне неблагоразумно.

– Почему? Я, например, если хотите, готов сказать вам, что меня зовут…

– ЭРЖ-327. Вас зовут ЭРЖ-327.

– Это жестоко! Мне так хочется, чтобы вы знали мое имя. И знать ваше.

От волнения он стал говорить громче. Она приложила ему палец к губам. Его словно током ударило.

Надзирательницей Зденой владела та же страсть, что и ЭРЖ-327: она сгорала от желания узнать имя СКЗ-114. Сорок раз на дню выкрикивая ее номер, она чувствовала, что ей этого мало.

Не зря людям даются при рождении не номера, а имена: имя – ключ к человеку. Деликатное позвякивание в замочной скважине. Легкая металлическая музыка, за которой – возможность дара.

Номер для понимания другого то же, что паспорт, – ничто.

Здена пребывала в бессильной ярости, обнаружив предел своей власти: при всех огромных, чудовищных правах на заключенную СКЗ-114 узнать ее имя оказалось нереально. Оно нигде не значилось, документы узников сожгли сразу по прибытии в лагерь.

Как зовут СКЗ-114, Здена могла выведать только у нее самой.

Не будучи уверена, что такого рода вопрос допускается уставом, Здена робко приблизилась к Паннонике во время работ в тоннеле и шепотом, на ухо, спросила:

– А как тебя зовут?

Панноника изумленно повернулась к ней.

– Как тебя зовут? – еще раз прошептала надзирательница.