Белый кафель, красный крест - Гёльц Полина

К тому времени она уже знала о том, что Костя – безотцовщина, что родила его мать поздно, «для себя», от дворового алкоголика. Что в Питер они переехали из южного городка, обменяв двухкомнатную квартиру на комнату с доплатой, потому что Костя подсел на героин, нужны были деньги на лечение и требовалось увезти сына подальше от его знакомых...

С героина Костя слез самым распространённым способом: он «сел на стакан». Не успела Лариса осмыслить простенький тезис «А оно мне надо – жить с человеком, который во сне потеет перегаром?», как Костя пришел домой со странным выражением лица.

– Ты знаешь, у меня подозревают туберкулёз. Ты меня теперь бросишь, да? – виновато спросил он, вертя в руках большой картонный конверт.

– К тридцати годам большинство жителей мегаполисов инфицировано туберкулёзом, – спокойно сказала Лариса. – Покажи-ка снимки.

Она вытащила из конверта противно дрожащие рентгенограммы и подоткнула их под оконную раму.

– У тебя нет туберкулёза. – Лариса улыбнулась. – По крайней мере, на этих снимках его не видно.

– Но всё равно меня кладут на обследование.

– Ну, полежишь, отдохнёшь. От пьянства заодно.

На следующий день Лариса собрала передачку для Кости.

– Куда ехать-то, знаешь? – спросила Костина мать.

– Знаю, конечно. Мы в тубдиспансере туберкулёз и проходили.

– А он не там лечится, у него блат в больнице за городом.

– В какой это больнице? – вкрадчиво спросила Лариса.

– А в Усть-Ижоре.

Лариса почувствовала странный холод в солнечном сплетении. В Усть-Ижорской больнице можно было лежать только с одним диагнозом.

В тот день к Косте она не поехала. Позвонила мужу и сказала: «Кажется, мы влипли». «Приезжай», – ответил муж.

– Прекрати психовать. Я неделю назад сдавал анализы, у меня нет ВИЧ.

– Зато у меня наверняка есть.

– Сдай анализы – узнаешь.

– Я боюсь.

– А чего бояться? Он у тебя уже либо есть, либо его нет. Если есть – будет повод осмыслить собственную жизнь. Если нет – тоже. Езжай к своему завучу и выясняй детали.

На следующий день Лариса сидела посреди зимнего сада, служившего по совместительству курилкой – отделение было санаторного типа, – и смотрела на стайку курящих подростков.

– А помнишь, Витька рассказывал, как он по пожарной лестнице от начмеда сбегал?

– Какой Витька?

– Да ростовский, который умер под Новый год.

– А, понятно. И как, сбежал?

Позже, собирая материал для диссертации на тему «Особенности клинического течения ВИЧ-инфекции у детей и подростков, инфицированных в нозокомиальных очагах России», она познакомится с этими ребятами поближе. К тому моменту из 169 человек их останется 67.

...Костя вышел с видом нашкодившего котёнка. Сел рядом.

– Ну что, я правильно тебе диагноз поставила?

– Правильно. Нет у меня туберкулёза, у меня гепатит В хронический.

– И ВИЧ.

– Да. Ты теперь меня бросишь?

В этот момент у умной, циничной Ларисы что-то помутилось в мозгу. Откуда-то выплыло «Мы в ответе за тех, кого приручили» и напрочь блокировало способность мыслить рационально.

– Не брошу, – ответила она, и они долго сидели обнявшись.

У Ларисы началась другая жизнь. Сама собой определилась постдипломная специализация – инфекционные болезни. Среди друзей появились постоянные обитатели Усть-Ижоры вроде уголовника Игоряна, которого практически вытащили с того света, после чего он вернулся к привычной деятельности. Карман его куртки характерно оттопыривался, и Лариса знала: там – ствол. Появилась в её жизни Леночка – прозрачный шелушащийся скелетик, доживающий на постоянных переливаниях крови. Девчонка не могла есть из-за сильного грибкового поражения рта и пищевода, и Лариса тёрла ей бананы – эту скользкую кашицу Леночке кое-как удавалось проглотить.

За месяц до Леночкиной смерти Игорян женился на ней – «чтобы ей не было страшно».

Но в основном общалась Лариса с «мамашками» – родительницами ВИЧ-инфицированных детей. Почти все мамашки были серонегативными и разведёнными – отцы детей не выдерживали жизни «с клеймом на лбу», косых взглядов соседей и родительских комитетов.

Лариса регулярно сдавала анализы и уже знала, что заразилась гепатитом В. Анализы на ВИЧ были пока отрицательны. «Инкубационный период гепатита В – до полугода, – думала она. – Вот сдам выпускные и пожелтею». Но пожелтела Лариса аккурат за два месяца до последней сессии. В больницу ее уговаривали лечь долго, но согласилась она, только когда во время очередных уговоров упала со стула.