Чертово колесо - Гиголашвили Михаил

Анка и рыжий Арчил Тугуши вяло играли в нарды. Доска была треснута, и зари^[17] закатывались поминутно в щель, откуда их приходилось с бранью выковыривать. Анка вся измятая — мешки под глазами, волосы растрепаны, грязная майка — с отвращением подымала свои когда-то прекрасные глаза и нехотя, ногтем с остатками лака, отсчитывала ходы. Потом смотрела на окно и повторяла: — Надо же, какой ливень! Давно такого не видели… Тугуши поднимал лохматую голову, тупо смотрел на окно, потом на часы, вздыхал и продолжал невеселую игру. Совещание на работе он уже пропустил и сейчас прикидывал, какой втык может быть за это от секретаря.

У стены нахохлился Бати. Он с кем-то разговаривал по телефону, подолгу слушал, вставлял какие-то междометия, умолкал, глядя в пол, вызывая своей болтовней явную неприязнь — все в ломке, а он с бабой флиртует, кобель!

На кухне парень по кличке Борзик — из молодых да ранних, с черной бородкой и живыми глазами — перебирал тазики, чистил их щеткой, гремел бутылками, банками, готовясь варить из кокнара героин.

А перед мольбертом в немой задумчивости сидел Художник, стараясь не смотреть на холст, где было изображено отвратительное чудище с маковой головой и распоротым брюхом, из которого вываливалась мастырки, таблетки и ампулы. Художнику всегда не хватало пары заходов, чтобы закончить эту картину, кем-то прозванную «Боза^[18] Лиза».

На столе стояла початая бутылка «Московской», но никто на нее не обращал внимания: пить в ломке водку — как купаться в бассейне с кипятком.

Борзик из кухни спросил:

— Который час?

Тугуши отозвался, не глядя на циферблат:

— Скоро шесть…

— Где же они, черт возьми? Пропали на весь день! Может, взяли и варят где-нибудь втихаря? — выругалась Анка.

— Придут! — бодро отозвался Борзик и продолжил дальше греметь тазиками и кружками.

— Ты лучше раньше времени тазики не трогай — плохая примета! — с испугом крикнул суеверный Тугуши. — Сколько раз тебе говорить: нельзя заранее тазики чистить! Всегда попадешь в пролет! Думаешь, я меньше тебя спешу? В семь мне в горсовете надо быть.

Все, несмотря на отвратительное самочувствие, не удержались от смеха — в горсовете, подумать только! Тугуши!

— Что тут смешного? — огрызнулся Тугуши. — У каждого своя работа.

— Да, работа у вас сильная — вылезти на трибуну и лить, как из помойного ведра, всякую чушь! — сказал Бати, опуская трубку на аппарат. — Нам деньги зарабатывать приходится, а вы их просто «получаете».

— Лучше уж лить, чем воровать, как ты! — опять огрызнулся Тугуши, становясь в ломке агрессивным. Он встал, налил рюмку водки, выпил и злобно поморщился. — Не могу уже, сил нету! Будь проклят тот день, когда я начал кайфовать! Студентами были! Выходишь с лекций, а на скамеечках барыги сидят: кто за два рубля пачку кодеина предлагает, кто по три рубля — ампулу омнопона, кто за пятерку — лист ноксирона^[19] продает… Дни стипендий знают, сидят, студентов ждут, семечки грызут. Что мы тогда понимали?

— Музыка еще, помните? — подал голос Художник. — Джимми Хендрикс! Сантана! Лед Зеппелин! Пинк Флойд! О!.. Помню, как возьмем анаши — так сразу на хату к одной девчонке валим, у нее родители за границей работали… Хорошо… Время беззаботное. Не то, что эти, молодые, по митингам шныряют и политикой занимаются! — указал он украдкой и опаской на кухню, где Борзик шуршал чем-то по алюминию.

— Чего ты от них хочешь? Жалко мне их: кайфуют, а что такое настоящий кайф и не знают. Когда глаза открыли — заход уже полтинник стоил! — вставила Анка. — Раньше люди друг друга уважали, угощали, делились кайфом, приятное делали, а сейчас все по своим углам, как цепные псы. Только и думают, где бы что отломать.

— Ты, говорят, хорошенькая раньше была, а? — вдруг вспомнил Бати. — Это правда?

— А что, по мне не видно? Это сейчас я ведьма ведьмой, а раньше… — махнула Анка худой исколотой рукой.

Бати поежился, прикуривая украдкой вынутую из кармана фирменную сигарету (пачку он никогда на стол не выкладывал).

— Может, потрахаемся от нечего делать?

— Иди ты к черту! — вяло ответила Анка, бесцельно бросая зари.

— Нет, но все-таки, а? — Он вынул и показал ей деньги. — Вот сиреневая, это даже много для тебя!

— Сестре своей отдай, бляди сабурталинской! — огрызнулась Анка.

Бати засмеялся:

— Нужна ты мне, трипперная! А насчет сестры ты права — такая же шлюха, как и ты! И вообще все вы бляди…