Двое, не считая призраков - Нестерова Наталья

— Подумаю, — через силу обещал старикашка. — Сегодня мы с тобой займемся неоприходованием товарно-материальных ценностей и денежной выручки в кассу. А пока домашнее задание. Как в документах готовое сырье отнести на издержки производства?..

Бывшего директора рыбного комбината на Каспии, чернявого азербайджанца, прокуратура арестовала, приговорили к высшей мере, но сгинул он на урановых рудниках. Дело засекретили из-за сокрушительных размеров воровства. Левая черная икра в банках под этикетками «Килька в томатном соусе» рассылалась тоннами. Азербайджанцу удалось просверлить дыры и в железном занавесе, и деликатесная «килька» пришла к потребителю в Европе, Америке. Лопали ее даже в Южной Африке. Мошенник в особо крупных размерах, вспоминая свой бизнес, хвастался с кавказской заносчивостью и неистребимым акцентом:

— Я биль гением! Клянусь! Такие людь на меня риботыли! Вертикаль и горизонталь, — он стучал по своему лбу, — воть этими руками построиль! Прокурор нэ знал, что дэлать! Вай! Два мыныстэрства в тюрьму сажать? Ныкто нэ обыжин, все замазаны.

У Бориса отношение к черной икре было особым, он стискивал зубы, бормотал ругательства и чертил схему: от браконьерского улова осетров до переклеивания ярлыков в Венгрии, возврата денег и размещения их в швейцарских банках. Схема была разветвленной, напоминала крону дерева без листьев. Слабые места таились в крайних маленьких веточках.

Икорный король попался случайно, когда партию икры направили как дешевые консервы в маленький городок на Ставрополье. В первый день продали пять банок, а на второй перед магазином выстроилась огромная очередь. Продавец и заведующая, не будь дурами, заявили, что «кильки» закончились. Народ, как и Боря, отродясь не пробовавший деликатеса, взбунтовался, принялся брать магазин штурмом. Приехала милиция, товар конфисковали. Для каспийского магната три ящика, не по адресу отправленные, — тьфу! Он и знать не знал, что за веревочку уцепились и клубок раскручивают. Почему? Потому что человек, отвечающий за экспедицию, побоялся признаться в ошибке. Два года следствие в строжайшей тайне велось. Потом арест и конфискация. Но все конфисковать, естественно, не могли.

Боря уже понял, что клянчить у прижимистых покойников — только пугать их. В отличие от лесопильного бухгалтера рыбный магнат о семье не забывал. Пообещал:

— Будышь хорошо умным быть, нэ обижу. Трэть дам. Остальное — моым детям и вунукам.

У литовского цеховика, баскетбольного роста увальня, тоже был акцент, Боре приходилось внимательно слушать и переспрашивать. Прибалт организовал подпольную фабрику трикотажа, которая по объему продукции могла соперничать с большим комбинатом. Идея заключалась в том, что цехи, в каждом не более двадцати работников, были разбросаны по трем республикам — Литве, Латвии и Эстонии. Действовали под вывеской ателье по художественному ремонту трикотажа. Сырье, станки, красители, упаковки для готового товара, лекала модных кофточек и прочие средства производства получали из России, Украины, Белоруссии и Казахстана. Как для нормального законного предприятия! То есть горячему литовскому парню удалось обмануть ни много ни мало — Госплан!

Когда Боря вник в прибалтийское подпольное чудо, невольно поразился:

— Как вам в голову пришло? Покойный цеховик вынужден был признать:

— Из русской литературы. Хорошая учительница была в школе. Роман Тынянова про поручика Киже. Не читал?

— Я в литературе не очень.

— Там одному нужно было написать «поручики же…», а он ошибся, получилось «поручик Киже…». И появилось новое лицо, на которое выписывались материальные ценности и делалась карьера. Если русский что-то сказал своему царю, то будет страшно бояться в правде признаться. Крест целовать, лбом о землю бить, врать в глаза, но не сознается.

— Психология! — скривился Боря. — А что у вас осталось тут, на земле, про черный день?

— Нуль! — впервые расплылся в улыбке литовец. Его прикончил конкурент из братской Эстонии.

Не поделили модные кофточки и свитера под названием «лапша» — вязанные трикотажной резинкой изделия. Эстонец утопил литовца на территории Латвии. Хутор, где они встречались, был отдаленный, хорошо оборудованный, после баньки ныряли в озеро. Литовца, который не вынырнул, до сих пор числят в пропавших без вести. Родные не особо печалятся. При жизни он накупил им домов, антиквариата, обеспечил безбедное существование. Ныне его сынишки учатся в американских университетах, чтобы потом вернуться подкованными капиталистическими премудростями на родину и добиваться политической власти на первых постах.