Дальний умысел - Шарп Том

Она налила виски в два бокала, а Пипер окинул корешки печальным взглядом. На полках царила такая же неразбериха, как в его жизни; всеядность хозяйки была поразительной. Мопассан склонился на Хейли, а тот подпирал Толкиена, и Пипер, взрастивший свое «я» на нескольких великих писателях, не мог себе представить, как можно быть самим собою в этой мешанине книг. К тому же среди них преизобиловали детективы и прочие боевики, а Пипер относился к развлекательной беллетристике очень сурово.

— Расскажите же мне все по порядку, — вкрадчиво попросила Бэби, пристраиваясь на софе. Пипер отхлебывал из бокала и думал, с чего бы начать.

— Видите ли, я пишу уже десять лет, — сказал он наконец, — и…

За окнами сгущалась ночь, когда Пипер повел свой рассказ. Бэби сидела и слушала как зачарованная. Это было лучше всяких книг. Это была жизнь, не та жизнь, какую она знала, а та, о какой всегда мечтала: волнующая и таинственная, рискованная и ненадежная, тревожащая воображение. Она подливала в бокалы, и Пиперу, возбужденному ее сочувствием, говорилось куда более складно, чем обычно писалось. Он рассказывал историю жизни непризнанного гения, одиноко ютящегося в мансарде за мансардой, созерцающего беспокойное море, недели, месяцы и годы выводящего виденные ею в дневнике восхитительные завитушки, чтобы изъяснить пером на бумаге смысл жизни, раскрыть ее тайные глубины.

Бэби смотрела ему в лицо и окружала рассказ иным ореолом. Желтые туманы заволакивали Лондон. По набережным, где вечерами прогуливался Пипер, зажигались редкие и тусклые газовые фонари. Бэби черпала из полузабытых романов все новые и новые подробности. Наконец появились злодеи, мишурные диккенсовские негодяи, Феджины литературного мира, именуемые нынче Френсик и Футл с Ланьярд-Лейна: они выманили гения из мансарды лживыми посулами. Ланьярд-Лейн! Одно это название переносило Бэби в легендарный Лондон. И «Ковент-Гарден». Но главное — сам Пипер, одиноко стоящий на скале над буйством волн с ветром в волосах и устремляющий взор за Ла-Манш. Вот он сидит перед нею во плоти, с изможденным печальным лицом и измученными глазами, такой же пока неведомый миру гений, как Ките, Шелли и многие-многие другие поэты, которых смерть настигла в молодости. А между ним и грубой, жестокой действительностью — хатчмейерами, френсиками, футлами — только она, Бэби. Впервые в жизни она почувствовала себя нужной. Без нее его загонят, затравят, доведут до… Бэби мысленно предрекла самоубийство или безумие и уж наверняка — беспросветное, безнадежное будущее, ведь Пипер неминуемо станет добычей всех этих ненасытных торгашей, которые сговорились опорочить его. В воображении Бэби развертывались мелодрамы.

— Этого нельзя допустить, — порывисто сказала она, когда Пипер истощил запасы самосострадания. Он скорбно поглядел на нее.

— Что же мне делать? — спросил он.

— Вы должны бежать, — сказала Бэби, подошла к балконным дверям и распахнула их настежь. Пипер с сомнением поглядел на ночной пейзаж. Ветер разбушевался; волны обрушивались на скалы у подножия дома — природа словно подыгрывала нехитрой повести Пипера. Порыв ветра подхватил шторы и взметнул их к потолку. Бэби стояла между ними, озирая темную морскую даль. В душе ее вспыхивали романтические образы. Ночное бегство. Лодчонка во власти морской пучины. Огромный дом, сверкающий в ночи, и влюбленные в объятиях друг друга. Она видела себя в новом обличье: не постылой женой богатого издателя, созданьем рутины и хирургических ухищрений, а героиней великого романа: «Ребекка», «Джейн Эйр», «Унесенные ветром». Она обратила к Пиперу лицо, преображенное решимостью. Глаза ее сверкали, рот был сурово поджат.

— Бежим вместе, — сказала она и протянула руку, которую Пипер осторожно взял.

— Вместе? — спросил он. — То есть…

— Да, вместе, — сказала Бэби. — Ты и я. Сейчас же. И повлекла Пипера за собой через гостиную.

Глава 12

Посреди залива Хатчмейер боролся со штурвалом. Вечер выпал не слишком удачный. Мало ему было оскорблений от собственного автора — чего не случалось ни разу за все двадцать пять лет его издательской карьеры, — нет, теперь он и вовсе оказался непроглядной ночью на яхте в хвосте тайфуна с экипажем навеселе — пьяной женщиной, которой море было по колено.

— Ура! — закричала она, когда яхту вскинуло и волна разбилась о палубу, — Англия, встречай сынов!