Информация - Эмис Мартин

— Давай-ка твой… Просунь сюда свой пальчик. Большой пальчик. А теперь держи, пока я не завяжу узел, а потом можешь убрать, когда я… Молодец.

— Я буду помогать папе во всем. Каждый день.

Ричард рассмеялся — это был мирный вариант его гортанного смеха со сжатыми челюстями.

— А теперь пойди погуляй, — сказал он. — Найди Мариуса. Я дам вам по фунту, если будете себя хорошо вести.

Было семь часов вечера. Ричард не стал расчищать место на столе для пакета с «Лос-Анджелес таймс», так или иначе пакет лежал перед ним — симметричный, массивный и чужеродный, как НЛО на крыше какой-нибудь лачуги. В голове у Ричарда промелькнула мысль о том, что стоило бы просмотреть газету, прежде чем отвозить. Правда, это потребовало бы невероятной сноровки. И все же, если бы удалось вытащить газету, сохранив хотя бы общую форму пакета… Ричард попробовал развязать узел (так недавно и так прочно затянутый поверх покрасневшего от усилия пальчика Марко), он подергал края мятой упаковочной бумаги и в конце концов разорвал ее. Мальчики в соседней комнате услышали его дикие вопли, но едва ли обратили на них внимание, настолько привычными были эти звуки. Наверное, папа куда-нибудь задевал точилку для карандашей или уронил кнопку. Отношения Ричарда с вещным, физическим миром всегда складывались непросто, а в последнее время они совсем ухудшились. Будь она проклята, эта тупая наглость неодушевленных предметов! Он никогда не мог понять, почему неодушевленные предметы ведут себя подобным образом. С какой стати дверная ручка цепляла его за карман, когда он проходил мимо? И с какой стати карман так себя вел?

Осторожно, с опаской Ричард просмотрел раздел «Книжный мир» (все обозрения, а также «Вкратце», «Поговорим о…», «Возьмите на заметку» и «К вашему сведению»), «Искусство и развлечения» (на тот случай, если какой-нибудь из романов Гвина был перенесен на сцену или экран), «Журнал в газете» (включая «Новые лица» и «Книга на ночь») и «Недельное обозрение» (феномен Гвина Барри?). Немного успокоившись, он тщательно пролистал разделы «Мода», «В свете дня», «О вкусах не спорят», «Брифинги», «Манеры и поведение», «Сегодня» и «Вы». Потом, понимая абсурдность своих действий, Ричард проверил страницу «Ответы на письма в редакцию»; раздел «Новости» («Многонациональная культура»? «Пересмотр учебных программ»? «Куда идет издательское дело»?); разделы «Бизнес», «Личное» и «Назначения»: ни один из них надолго не задержал его внимания. В газете было два рекламных вложения, но Ричард их злорадно проигнорировал.

В полночь Ричард пришел к выводу, что последние пять часов он провел, совмещая приятное с полезным. Он не сомневался, что кретинизма Гвина хватит на то, чтобы прочесть газету от первой до последней страницы по меньшей мере дважды, а может, и трижды, а может, и четырежды — а может, и больше. Может статься, что Гвин будет перечитывать ее до конца своих дней. Ричард представил себе своего друга несколько лет спустя: вот он бормочет себе под нос, все эти рецепты, вопросы к кроссвордам и результаты матчей по гольфу. Вот он в грязной одежде осушает одну кружку растворимого кофе за другой. Вот он трет глаза над вновь и вновь попадающимся разделом «Сидя в шезлонге»… И еще кое-что. Если Гвин Барри все-таки является огромной знаменитостью, то из воскресного выпуска «Лос-Анджелес таймс» этого совершенно не видно.

Израсходовав километр бечевки и около четырех мотков скотча, Ричард заново перевязал пакет. Теперь его можно было отправить по назначению. За рюмкой коньяка Ричард принялся рисовать в своем воображении тот роковой и торжественный момент, когда пакет будет вручен адресату.

~ ~ ~

Чуть не каждый день на первой странице газеты, которую я читаю, печатают фотографии убитого ребенка.

Убитого бледным маньяком-одиночкой, убитого сектантами или сепаратистами, убитого зажравшимся бизнесменом за рулем, убитого другими детьми. Этот последний случай наиболее тяжел. Теперь, оказавшись среди этих новых детей на пешеходном переходе или столкнувшись с ними в дверях магазина, вы чувствуете, что невольно покрываетесь испариной.

Матери или отцы убитых часто говорят о преступнике или преступниках просто: «У меня просто нет слов». Или что-нибудь вроде: «То, что я чувствую, не выразишь словами», «Это в голове не укладывается».

Из чего я делаю вывод, что все они хотят сказать: никакие слова тут не годятся, никакими словами этого не выразишь. Подходящих слов все равно не найти, бессмысленно даже пытаться это делать. И не пытайтесь.