Человек воды - Ирвинг Джон

Итак, бегство от жизни. Слушая венскую запись Меррилла, — в это время Трампер смотрит через ржавую сетку от насекомых и толстое крыло кузнечика из своего окна в Айове, — он видит медленно передвигающееся стадо свиней. Сквозь поросячье хрюканье Богус слушает песню Меррилла, сочиненную в Пратере^[3], а позже использованную, как утверждал Меррилл, для соблазнения Ванды Хольтаузен, учительницы пения Венского хора мальчиков. Живописным фоном служит проселочная дорога в Пратере.

Пленку слегка ведет, когда Меррилл излагает историю с купанием — ту самую, про танк на дне Дуная. «Его можно было видеть только при полной луне. Луну необходимо было загородить спиной, — говорит Меррилл, — чтобы отражение пропало». Затем нужно ухитриться изогнуться в воде и держать лицо «приблизительно на шесть дюймов над поверхностью — все время не упуская из виду пристань у Гелхафтс-Келлер». При этом надо стараться сохранять неподвижность, чтобы не взбаламутить воду, и «если ветер не нагонял ряби, ствол танка вздымался вверх, как раз в том месте, где, как тебе казалось, ты мог почти дотронуться до него рукой, или же он мог бы, как нефига делать, разнести тебя на кусочки. На прямой линии к пристани у Гелхафтс крышка люка открывалась — или это мерцала вода, или она просто казалась открытой. Но это пока я мог удерживать свое лицо приблизительно в шести дюймах над водой…» Затем, вспомнив о своем диабете, Меррилл добавляет, что этот эксперимент поднимал уровень сахара в его крови.

Богус Трампер нажимает на клавишу «НАЗАД». Поросячий гурт пропадает, но на противоположной стороне сетки кузнечик по-прежнему сидит с распластанными крыльями, более совершенными и искусными, чем шелковая восточная ширма, и Трампер, глядя сквозь этот восхитительный узор, видит мистера Фитча, соседа-пенсионера, скребущего сухую, бессчетное количество раз причесанную лужайку. Только благодаря тому, что он смотрит сквозь крылья кузнечика, созерцание мистера Фитча не раздражает Трампера.

В машине, только что остановившейся у обочины, — той самой, возле которой мистер Фитч машет своими граблями, — жена Трампера Бигги, его сын Кольм и три запасные шины. Трампер разглядывает машину, размышляя, хватит ли трех запасных шин. Его лицо прижимается к сетке, что заставляет кузнечика резко встрепенуться; неожиданный взмах крыльев пугает Трампера, он отшатнулся и потерял равновесие, голова его ударилась о подгнившую сетку, не закрепленную на раме. Пытаясь удержать равновесие, он сорвал раму, также незакрепленную, и перед взором его испуганной жены предстает муж, опасно повисший в воздухе, — грудь Богуса лежала на подоконнике, а сам он странно балансировал.

— Что ты там делаешь? — крикнула ему Бигги.

Богус нащупывает магнитофон ногой и подтягивает к себе, словно якорь. Опершись коленями на панель управления, он восстанавливает равновесие. Магнитофон заедает: одно колено жмет на «ПЕРЕМОТКУ», другое — на «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ». Меррилл Овертарф выпаливает: «…на прямой линии к пристани у Гелхафтс крышка люка открывалась — или это мерцала…»

— Что? — кричит Бигги. — Что ты там делаешь?

— Пытаюсь починить сетку, — отвечает Трампер и приветливо машет мистеру Фитчу, который в ответ потрясает своими граблями.

Ни неуклюжее балансирование на подоконнике, ни странный скрежет нимало не удивляют Фитча, привыкшего к различного рода проявлениям непорядка, наблюдаемого им из своего дома.

— Послушай, — говорит Бигги, отставляя одно бедро в сторону и усаживая на него Кольма. — Пеленки еще не готовы. Кому-то придется снова поехать в прачечную и забрать их из сушилки.

— Я съезжу, Биг, — откликается Богус, — только починю эту проклятую сетку.

— Это не такое простое дело! — кричит ему мистер Фитч, наваливаясь на грабли. — Черт бы побрал эти военные постройки!

— Сетки? — спраашвает Богус из окна.

— Весь ваш дом! — орет Фитч. — Все эти скороспелые одноэтажные коробки, построенные университетом! Постройки военного времени! Дешевый материал! Женский труд! Тюрьмы!

Нет, мистер Фитч не такой уж несносный сосед. Однако все, что хотя бы отдаленно связано с военными достижениями, выводит его из себя. Война — плохое время для Фитча; даже в те годы он был уже слишком стар, чтобы воевать, поэтому ему пришлось вести домашние бои с женщинами.

Из-за прозрачных занавесок передней двери его дома встревоженно выглядывает хрупкая жена Фитча.