Дневник Ласточки - Нотомб Амели

Я так никогда и не узнал, что пряталось под тем прикрытием. Директриса оказалась толстой усатой теткой. Переваливалась, как утка, на слишком тонких для ее грузного тела ногах. Я выполнил задание без всяких проблем.

– Мужчина, женщина – мне все равно, – сказал я Юрию.

– Посмотрим, что будет, если придется убить красотку.

– Убивать красавца мне тоже было бы неприятно. Я признаю только один пол – красоту.

– Что это еще за хренотень?

– Это мое философское кредо. Ведь пол – это то, что разделяет. А красивые люди резко отличаются от остальной невыразительной человеческой массы.

– Пересчитай, – сказал Юрий, протягивая мне конверт.

Песни «Радиохед» замечательно подходили к моей новой жизни. Эту музыку и мою работу объединяло полное отсутствие ностальгического настроения. Своих клиентов я отправлял на тот свет, не предаваясь возвышенным размышлениям об их прошлом: меня совершенно не интересовали их юные годы. На героя «Заводного апельсина» мощное воздействие оказывал Бетховен. Музыка «Радиохед» не пробуждала во мне сильных чувств, а напротив, помогала жить сегодняшним днем и отметать ядовитую сентиментальность воспоминаний.

Это вовсе не значит, что я был холоден как лед. Ничего подобного! Никогда еще во мне не бушевало столько эмоций, как в момент убийства. Но – никакой меланхолии. Каждый убивает в соответствии со своей любимой музыкой: в «Заводном апельсине» убийцу приводит в экстаз Девятая симфония с ее почти гнетущим ликованием, а я убивал с гипнотической эффективностью «Радиохед».

Юрий зарабатывал больше, чем я. Хотя клиентов на его счету было меньше.

– Зато на мне больше ответственности. Я общаюсь с нашим шефом, и у меня хранятся координаты всех, кто на нас работает.

– Значит, если тебя арестуют, ты нас всех заложишь.

– Нет, у меня в коренном зубе капсула с цианистым калием.

– А кто нам гарантирует, что ты ее проглотишь?

– Если я этого не сделаю, то шеф лично меня замочит. А его методы меня не привлекают.

– Если он так любит убивать, почему же перепоручает это другим?

– Потому что он художник. Две пули в черепушку – это ниже его достоинства. Он должен придумать что-нибудь эдакое, изысканное, чтобы всех удивить. А это как раз очень опасно. В нашем деле важно не высовываться.

Мне очень нравилось принадлежать к тайному обществу.

– А ты не боишься нечаянно раскусить свою капсулу?

– Ириски мне противопоказаны, – скромно ответил Юрий.

Его сдержанность внушала уважение.

И я подумал: свою зарплату он получает не зря.

* * *

Мне нравилась не только моя работа, но и ее правила. Так, отправляясь на дело, киллер должен мыть руки. Разумеется, не чистоплотности ради. Важно, чтобы руки не были потными. Потому что если они скользят, точно прицелиться невозможно. Нельзя также пользоваться смягчающими кремами на миндальном масле, потому что они покрывают кожу жирной пленкой, и палец в нужный момент может соскользнуть с курка. Лучше всего старое доброе мыло «Сан-лайт» с лимонным запахом, которое хорошо смывает и пятна смазки на брюках.

Юрий нанял меня в феврале, когда было по-зимнему холодно. Я всегда любил принимать обжигающий душ, но теперь приучил себя мыть руки ледяной водой. Это последний штрих перед самым выездом на дело: долго намыливать пальцы и ладони, тщательно массировать покрытые густой пеной руки и окатывать их струей, такой холодной, что кажется, будто из крана вот-вот посыплются льдинки. Сам не знаю, почему мытье рук холодной водой доставляло мне столько удовольствия. Затем я вытирал их неподогретым полотенцем, чтобы подольше сохранить ледяными. Вообще-то я не выношу холода, но с наслаждением подвергал себя этому ритуальному очищению. Пальцы от него совсем не немели, наоборот – ледяное омовение придавало им гибкость и железную уверенность.

Пожалуй, не только мои руки полюбили ледяную воду. Еще мне нравилось ополаскивать ею лицо. Не всю голову, а только лицо. Остальные части моего тела предпочитали уют и тепло, а руки и лицо пристрастились к ледяному холоду. Что объединяет руки и лицо? Язык. Мы говорим и пишем. И мое слово холодно, как смерть.

На письменном столе Юрия стояли фотографии каких-то красоток.

– Русские? – кивнул я на них.

– Француженки, – хмуро ответил он.

– Почему же мне такие никогда не попадались?

– Попадались. Это у вас мужики слепые. А мы в Москве на разное насмотрелись и можем оценить.