От убийства до убийства - Адига Аравинд

Отель «Хороший» прекрасно ладил с вокзальными носильщиками, «отстегивая» им по две с половиной рупии за каждого клиента, какого они приводили.

Чужеземец спросил, доверительно и негромко:

– Друг мой, а это и вправду хорошее место?

Самое главное слово он подчеркнул особо, произнеся его по-английски.

– Очень хорошее, – ответил, подмигнув, Зия. – Очень-очень.

Чужеземец, согнув палец, поманил им Зию к себе. И сказал ему в ухо:

– Я мусульманин, друг мой.

– Знаю, сэр. Я тоже.

– И не просто мусульманин. Я – патан.

Сторонний наблюдатель мог бы, пожалуй, решить, что Зия услышал волшебное заклинание. Он разинул рот и уставился на чужеземца.

– Простите меня, сэр… я… я не… я… Аллах послал вам самого правильного носильщика, сэр! Это совсем не тот отель, какой вам нужен, сэр! Если по правде, это очень плохой отель. Совсем не хороший…

И, перебрасывая чемоданчик чужеземца из одной руки в другую, Зия повел его вокруг вокзала – к мусульманским отелям, которые вообще ничего носильщикам не «отстегивали». А там, остановившись перед одним из них, спросил:

– Вот этот вам подойдет?

Чужеземец задумчиво оглядел вывеску, зеленый арочный вход, изображение Великой мечети Мекки над ним, опустил руку в карман своих серых брюк и извлек на свет банкноту в пять рупий.

– Слишком большая плата за один чемодан, сэр. Довольно будет и двух. – И Зия прикусил губу: – Нет, и две – это слишком много.

Чужеземец улыбнулся:

– Какая честность. – И пристукнул двумя пальцами левой руки по правому плечу Зии: – У меня повреждена рука, друг мой. Я не донес бы сюда мой чемодан, не испытав изрядной боли. – И он вложил деньги в ладонь Зии. – Ты заслужил куда больше.

Зияуддин принял деньги. И взглянул в лицо чужеземца:

– А вы и вправду патан, сэр?

Когда же он услышал ответ чужеземца, все тело его затрепетало.

– Я тоже! – вскрикнул он и побежал, точно безумный, вопя: – Я тоже! Я тоже!

В ту ночь Зияуддину снились заснеженные вершины гор и целое племя светлокожих людей, дававших такие чаевые, каких не дают и боги. А поутру он пришел к тому отелю и увидел, что давешний чужеземец сидит на одной из стоящих перед отелем скамеек и попивает из желтой чашки чай.

– Не желаешь ли выпить со мной чая, мой маленький патан?

Зияуддин, засмущавшись, покачал головой, но чужеземец уже прищелкнул пальцами. Хозяин отеля, тучный мужчина с дочиста выбритой верхней губой и пышной, пушистой белой бородкой, напоминавшей формой юный месяц, с неудовольствием оглядел чумазого носильщика, однако, крякнув, махнул рукой, мол, сегодня он, так и быть, может присесть за один из столиков.

– Стало быть, ты тоже патан, мой юный друг? – спросил чужеземец.

Зияуддин кивнул. А следом назвал чужеземцу имя человека, сказавшего ему, что он – патан.

– Это был ученый муж, сэр, он целый год провел в Саудовской Аравии.

– О, – произнес чужеземец и покачал головой. – О, понимаю. Да, теперь понимаю.

Несколько следующих минут прошли в молчании. Потом Зияуддин сказал:

– Надеюсь, вы не задержитесь здесь надолго, сэр. Это плохой город.

Патан изогнул брови.

– Для муслимов, как мы, он плохой. Индусы не дают нам работы, не дают уважения. Говорю это по опыту, сэр.

Чужеземец достал записную книжку и начертал в ней нечто. Зия смотрел на него. Он разглядывал красивое лицо чужеземца, его дорогую одежду, вдыхал ароматы его пальцев и лица.

«Этот человек – твой земляк, Зия, – сказал себе мальчик. – Твой земляк!»

Патан допил свой чай, зевнул. И, словно забыв о Зие, ушел внутрь отеля и захлопнул за собой дверь.

Едва чужеземный гость скрылся за нею, хозяин постоялого двора встретился с Зией взглядом и резко дернул головой, – и грязный работяга понял, что никакого чая он здесь больше не дождется. Зия вернулся на вокзал, занял обычное свое место и стал ждать пассажира с железными сундуками или кожаными чемоданами, которые нужно будет оттащить к поезду. Однако душа его пылала от гордости, и во весь этот день он ни с кем не подрался.

На следующее утро Зию разбудил аромат свежего белья.

– Патан всегда встает на заре, друг мой.

Зияуддин зевнул, потянулся, открыл глаза: пара прекрасных синих глаз, какие бывают только у человека, подолгу смотревшего на снег, взирала на него сверху вниз. Зияуддин, не без труда поднявшись на ноги, извинился перед чужеземцем, пожал ему руку и едва удержался, чтобы не поцеловать его в щеку.