Психодел - Рубанов Андрей

А ночные гонки – ладно, пусть пока будут.

Еще позже, спустя два месяца, он ей рассказал про тех баб. Признался. Всё оказалось хитрее. Большинство ночных гонщиков имели вполне адекватных приличных жен, невест либо постоянных подруг. А примитивные девки – сами по себе они не нужны. Нужны только их рты. Какая гадость, ужаснулась неиспорченная девушка Мила, это отвратительно. И вдобавок опасно же, что же они, на такой бешеной же скорости?.. Нет, конечно, ответил Борис. На скорости – никакого удовольствия, на скорости ты весь сосредоточен, полная концентрация, работаешь как автомат, ничего не чувствуешь – только трассу и тачку. Но вот после... (он сделал паузу), когда уже приехал, когда начинается адреналиновый отходняк... (он покачал головой), когда из машины выйти не можешь, потому что ноги не держат... Тогда она залезает в штаны – и... поверь мне, это – ну... как бы очень сильно. Слабость, ты даже пошевелиться не в состоянии – тут только ртом надо. Кошмар, сказала Мила. Почему кошмар, возразил Борис, эти вещи изобрели еще в двадцатые годы, когда автогонки стали доступны широким слоям населения...

Мила была шокирована. И ты, прошептала она, меня, приличную девушку, потащил в такую вонючую грязь, на первом же свидании? Вместо того, чтобы повести в ресторан или в кино, как все нормальные парни делают? Меня – нежную, чистую, светлую – в это говно?

Но ты ведь ничего не знала, возразил он. И потом, кино и ресторан – это уныло. А гонки – это, ну, как бы красиво и интересно. Независимо от того, есть у тебя рядом женский рот или нет его...

Они поругались. Насчет других ртов – сам думай, сказала она ему, а про мой – забудь. Навсегда.

Но он оказался благороднее, чем она думала. Он забыл не про нее, а про ночные гонки. Насовсем.

Глава 3

Fuck нулевые годы

В середине декабря двое мужчин ели мясо в ресторане «Гудман» на Земляном Валу. Оба ловко манипулировали ножами и вилками. Но если первый, облаченный в старый пиджак, ел спокойно, даже чрезмерно спокойно, методично отделяя слои жира и рассекая багровую плоть невинно убиенной коровы на аккуратные прямоугольные куски, то второй, одетый красиво и дорого, как бы в противовес респектабельной внешности жевал резко и жадно, иногда чавкал (впрочем, негромко) и, казалось, порывался отбросить глупые металлические приборы, схватить руками и вгрызться – не от голода, а просто от любви к процессу пожирания: разрывания зубами, разгрызания, измельчения и проглатывания.

Держались скромно, говорили тихо. Спорили о том, когда заканчиваются нулевые годы и начинаются десятые.

– В двухтысячном было так же, – сказал спокойный. – Одни говорили, что новый отсчет идет с двухтысячного, а другие – с две тыщи первого. И еще это слово все время, как его... миллионий...

– Миллениум, – подсказал второй с набитым ртом.

– Да. Точняк. Милиционериум.

Коротко рассмеялись. Второй дожевал последнее, беззвучно положил вилку и нож, одним концом салфетки промокнул губы, а другим – покатый лоб. Моргнул несколько раз.

– По идее, – сказал он, – счет начинается с нуля. Ноль, один, два, три – и так до девяти. Так что нулевые, братан, заканчиваются через две недели. И начинаются новые. Десятые.

– Я их и не заметил, – сказал спокойный. – Нулевых.

– А никто не заметил. Пролетели как один день.

– А я и девяностые не заметил.

– Потому что сидел. И в девяностые, и в нулевые.

Спокойный невесело усмехнулся.

– Ага. Типа того.

– Всё равно, – сказал второй, опять смаргивая, – в этом тоже есть свой смысл. Год, десять лет, потом сто лет... Людям удобнее отмерять круглым счетом.

– При Брежневе, помню, пятилетками отмеряли, – сказал спокойный.

– Да, – кивнул второй. – «Пятилетке качества – рабочую гарантию», – серьезно процитировал он. – Коммунисты были ребята ушлые. Знали, как народ запутать. А эти могут только сопли жевать. «Девяностые», «нулевые»... Казалось бы – какая разница? Ну – девяностые. Ну – нулевые. Дальше что? – Он взял бокал с вином, и запонка звякнула о стекло. – Нет, всем обязательно надо, чтоб девяностые – отдельно, нулевые – отдельно. Типа в девяностые были одни расклады, в нулевые – другие расклады, а сейчас начнутся десятые – там будут уже какие-то совсем особенные расклады... Будет чище, будет лучше, будет веселее... Психология, братан.

– Думаешь, будет лучше? – спросил спокойный с интересом и надеждой.