Немного солнца в холодной воде - Саган Франсуаза

– Тебе надо лечь спать, – сказал он, – ты совсем извелась. Я сейчас приду.

Оставшись один, он выпил большой глоток виски, прямо из бутылки, спирт обжег ему горло. Сейчас настанет час любви с этой совершенной подругой, с этой совершенной возлюбленной, с этим воплощением совершенства. Жизнь в конечном счете наладилась.. Он даже сможет сказать сейчас: «Знаешь, мне очень тебя недоставало»,-и это не будет ложью. Но у него зуб на зуб не попадал..

Глава десятая

Она действительно сожгла последние мосты, соединявшие ее с прошлым, с детством, с друзьями. Брат замучил ее советами, мольбами, а муж поставил ультиматум: «Или оставайся сейчас, или уходи навсегда». Обо всем этом она рассказала Жилю короткими, отрывистыми фразами, и он радовался, что она в темноте не видит его слез. Никто в Лимузене не доверял ему, решительно никто, даже родная его сестра Одилия, которая, однажды набравшись смелости, отвела Натали в сторону и спросила, счастлива ли она, но с таким видом, будто спрашивала о чем-то невозможном.

«Мне там больше нечего делать», – говорила Натали, а он теперь часто задумывался: быть может, они правы, эти положительные люди, прочно стоящие на земле. Время шло, апрель уже опушил зеленью деревья, и они все жили, как жилось. Однажды утром Жиль пришел в редакцию сияющий: накануне вечером он написал очень хорошую статью о Греции. Он прочел ее Натали, она была взволнована этой статьей, и он почувствовал себя очень уверенным. В самом деле, Фермон нашел, что написано хорошо, и Жан похвалил; даже Гарнье, который со времени знаменитой ночной вылазки Жиля немного сторонился его, поздравил товарища с удачей. Статья была написана сжато, страстно и четко; именно такие статьи газете следовало бы печатать каждую неделю, заявил Фермон. Жиль был в превосходном настроении и, когда утром заверстали газету, пригласил Жана, доброго старого друга Жана, позавтракать с ним. За столиком они все время говорили о политике, потом решили в этот день больше не работать, а пойти в кино. Обошли все кинотеатры на Елисейских полях, но тщетно: если один не видел картины, другой непременно видел.

– К себе я тебя не приглашаю, – сказал Жан. – Сегодня у Марты гости. Не могу подложить тебе такую свинью.

– Пойдем лучше ко мне, – сказал Жиль. – Натали вернется только в половине седьмого. А дома нам удобнее будет поговорить о событиях в Греции.

Он чувствовал, как ясно, абстрагируясь от всего, работает сейчас его ум, и радовался, что еще два часа может развивать свои мысли перед Жаном, который, как он знал, умел и слушать и возражать. Он отпер дверь, усадил Жана, налил ему кальвадоса.

– Давненько я здесь не бывал, – сказал Жан, усаживаясь поудобнее.

В голосе его не звучало ни малейшего укора, но Жиль подумал, что он прав. А раньше тут всегда толкался народ, даже стульев не хватало. Так было до… Натали. Он поморщился:

– Знаешь ли…

– Да знаю-знаю, дружище, – прервал его Жан. – Страсть – это страсть. Это лучшее из всего, что могло с тобой случиться. В особенности страсть к такой женщине, как Натали. Казалось, он говорил совершенно искренне.

– И да и нет,-сказал Жиль и наклонился к Жану.

Он по-чувствовал, что способен к психологическому анализу, тонкому, прустовскому анализу. Когда чувствуешь себя умным, предателем себя не чувствуешь. – Видишь ли, когда я с ней познакомился, я был… ну, ты, конечно, помнишь… с меня словно кожу содрали. Бог знает почему, но именно так и было. Она положила меня на пуховую подушечку, согрела, вернула к жизни. Право. Но теперь… Теперь эта подушка давит мне на лицо, душит. Вот оно как. Все, что я любил в ней и что поддерживало меня – ее властность, ее прямолинейность, цельность, – все это обратилось против нее…

– Потому что сам ты вялый и неустойчивый, – ласково сказал Жан.

– Если хочешь, да. Может быть, я последняя сволочь, но, право же, бывают минуты, когда я дорого дал бы за то, чтобы не представать перед ее судом. И быть, как прежде, одиноким.

Ему следовало бы, ради точности, добавить, что он не может и помыслить себе жизни без нее. Но в порыве гордости и самодовольства по поводу своей удачной статьи и всеобщего одобрения, видя явное сочувствие Жана, он избавил себя от этого признания.

– Может быть, тебе следует все это объяснить ей, – сказал Жан и умолк.

Жиль обернулся. В дверях спальни стояла Натали. Она казалась спокойной. Нет, глаза у нее были светлее, чем обычно. А дверь была закрыта, когда они пришли?