Успех - Эмис Мартин

Я даже вынашивал сложные планы, дабы хоть как-то подбодрить Терри в этом смысле. К примеру, весной в городке появляются две богатые, предоставленные самим себе девушки. Не успеваю я вернуться на каникулы из Пирфорса, как меня — любимца и баловня взрослых — уже приглашают на долгие чаепития в отсутствие родителей. Я привожу с собой маленького Теренса — отчасти для его собственного удовольствия, отчасти чтобы избавиться от назойливой младшей сестры, которая не приглянулась мне из-за своего вечного стремления к соперничеству (к тому же я заметил у нее на ногах плотно прижатые чулками темные волосы, напоминающие препарат на предметном стекле микроскопа). Тем не менее она не обращает на Терри никакого внимания, пока не вмешиваюсь я и по секрету не обещаю обслужить неряху, если она будет благосклонней к моему другу. Победа достается мне нелегко и едва не вовлекает в неприятности.

Или еще: под моим руководством Теренс увивается за двумя довольно миленькими продавщицами из магазина кембриджского автовокзала. Через несколько минут обе девчонки уже гладят мои блестящие волосы, а Теренс сидит сгорбившись на краю скамейки с отсутствующей, вымученной улыбкой на своем грубом лице. Я игриво обещаю двум потаскушкам, что первая, кто проявит снисходительность к моему названому брату, будет первой на очереди, чтобы провести час наедине со мной. (Обещания обещаниями, но в то время я был предан своему школьному другу.)

Так оно обычно все и происходило, мы заключали нечто вроде контракта на сезонную работу. Следуя тому же соглашению, ему доставалась моя дорогая одежда, когда я из нее вырастал, отвергнутые и брошенные мной девицы, объедки с барского стола, которые он виновато извлекал на свет божий, словно из запретного ящика комода, гниющего на чердаке.

А как бы вели себя вы?

И вот он я… Позади — изматывающе утомительная неделя да еще эта чертова болезнь, из-за которой я не мог выбираться к своему другу Торке, а тут эта во всех смыслах приемлемая девица, которая только что не вешается мне на шею, и…

Послушай. Теренс только что выкинул какой-то глупый фортель, когда зазвонил телефон. Было уже за полночь, и все трое повернулись к телефону — одышливые смешки Т. разом прервались, — уставившись на него в некотором недоумении. Я впился взглядом в лицо Джоан (глаза ее стали фиалковыми в приглушенном свете комнаты), пока Теренс на заплетающихся ногах подошел к телефону и снял трубку, повернувшись к нам спиной и не видя наших оживленных глаз («Здравствуйте. Извините?»), глаз, которые уже искали друг друга по протянувшимся в воздухе скользким прохладным параллелям («Да. Кто?»), параллелям, которые уже казались набухшими тайной влагой («Она — что? Когда?»), влагой, которая уже блестела, как капли воды на утиных перьях, на выступающих частях наших тел («Где? Да, да. О господи, конечно»), тел, которые уже…

Бешеным рывком Теренс обернулся к нам. Он бормотал что-то об Урсуле и больнице.

— Я должен ехать, — неуверенно произнес он и, пошатываясь, двинулся к лестнице.

Но разве нам с Джун было до него?

Громко хлопнула дверь.

Я поднял указательный палец и медленно поманил ее к себе. Она повиновалась, завороженно раскачиваясь, загипнотизированная, ослепленная, прибитая. Она склонилась надо мной, как в первую ночь, на полуоткрытых губах застыла сонная сладострастная усмешка. Отлично.

— Сядь.

Первым делом — запустив руку в крутые завитки в нее на затылке — я стал обморочно медленно пригибать ее лицо к своему. Но затем быстрым, повелительным рывком я умело направляю ее губы — куда бы вы думали? — к роскошному, туго напряженному члену, который уже давно и свободно вздымался из складок моего кафтана (кстати сказать, кафтан у меня темно-бордовый, застегивается снизу доверху, а у шеи заканчивается забавным гофрированным воротником в стиле «паж»). Не знаю, кто из нас больше был в трансе, когда ее сморщенный ротик приблизился к моему царственному куполу: повинуясь моей твердой руке, лицо ее придвинулось почти вплотную, пока я, используя только естественный вес — мне даже не пришлось напрягать ягодицы, — прошелся по периметру ее губ. Бедная Джоан, ее ротик золотой рыбки обмяк от желания к тому времени, как я позволил ему, причмокивая, как бы в предвкушении чего-то сладкого (хотя, разумеется, под строгим контролем моей уверенной горячей руки), достичь цели и всласть присосаться, прежде чем я отвел ее голову назад и, приблизив к своему лицу, сказал: