Дитя во времени - Макьюэн Иэн

Сперва Тельма была с ним терпелива, и Стивен изо всех сил старался следить за ходом ее мысли. Затем мало-помалу она перестала обращать на него внимание и заговорила о функции Грина, о клиффордовой алгебре и алгебре фермионов, о матрицах и кватернионах. Наконец она окончательно забыла о его присутствии. Теперь она обращалась к своему коллеге-физику, к воображаемой родственной душе. Тельма отвела взгляд от лица Стивена и сосредоточилась на точке, расположенной в метре от его левого плеча, в то время как слова лились неостановимым потоком. Она говорила для самой себя, она впала в состояние одержимости. Тельма рассказывала о собственных функциях и эрмитовых операторах, броуновском движении, квантовом потенциале, скобке Пуассона и неравенстве Шварца. Может, с ней случилось то же, что и с Чарльзом? Стивен смотрел на Тельму с тревогой, колеблясь, не следует ли протянуть руку и дотронуться до нее, попытаться вернуть ее обратно. Но, рассудил он, ведь ей нужно выговориться, рассказать о своих фермионах, неупорядоченности и потоке. И в самом деле, через пятнадцать минут Тельма вернулась из заоблачных далей и снова, кажется, начала осознавать присутствие Стивена. Ее голос потерял монотонную настойчивость, и вскоре она опять перешла к общим рассуждениям, которые он был способен воспринимать.

Ей хотелось, чтобы Стивен разделил ее волнение, с которым она говорила о том, что через сто или пятьдесят лет, а может, и раньше появится теория – или комплекс теорий, – которая включит в себя теорию относительности и квантовую теорию в качестве частных, ограниченных случаев. Эта новая теория будет описывать реальность высшего порядка, высшее основание, основание для всего существующего, нераздельное целое, относительно которого материя, пространство, время, даже само сознание окажутся сложно взаимосвязанными воплощениями, проекциями, составляющими понятную нам реальность. Не так уж фантастично предположение, что однажды появится точное математическое или физическое описание, способное адекватно отразить пережитое Стивеном происшествие. Различные виды времени, а не одно только линейное, рутинное время здравого смысла могут быть осмыслены сознанием с точки зрения этого высшего основания, для которого само сознание будет простой функцией, частным случаем, в свою очередь неотделимым от того, что оно воспринимает, – материи, и того, в чем оно существует, – пространства…

Тельма налила Стивену остатки вина. Когда наука начнет избавляться от иллюзий объективизма вследствие серьезного подхода к проблеме неделимости универсума и благодаря попыткам найти адекватный математический язык для ее описания, а также когда она начнет брать в расчет субъективный опыт, тогда умный мальчик будет на пути к тому, чтобы стать мудрой женщиной.

– Подумай, насколько человечнее и доступнее стали бы ученые, если бы могли принять участие в действительно важных спорах о времени, не воображая, будто им принадлежит последнее слово, – речь могла бы идти о мистическом переживании безвременья, о хаотическом движении времени в мечтах, о вечном моменте христианского воплощения и искупления, о провале во времени в состоянии глубокого сна, о тщательно разработанных временных отношениях у прозаиков, поэтов и фантазеров, о нескончаемом, неизменном времени детства.

Он понял, что слышит отрывок из ее книги.

– И о замедленном времени в состоянии паники, – добавил он к ее списку и рассказал о том, как он чуть не врезался в грузовик и как потом освобождал водителя.

После этого их разговор стал сбиваться и угасать, и лишь когда вечер подошел к концу, Тельма снова вернулась к галлюцинации Стивена, как они стали ее называть.

– Ты должен простить мне мои заумные рассуждения. Вот что бывает, когда живешь за городом в одиночестве, ни с кем не общаясь, кроме собственных идей. Не нужно быть физиком, чтобы объяснить, что с тобой произошло. Должно быть, Нильс Бор был прав, когда сказал, что ученым не следует вмешиваться в реальную жизнь. Их дело – конструировать модели для объяснения своих наблюдений.

Тельма встала и принялась ходить по комнате, выключая торшеры и закрывая окна. Стивен внимательно следил за ней. Слова «в одиночестве» еще висели в воздухе. Когда зажегся резкий верхний свет, Тельма показалась Стивену усталой и немного ссутулившейся.

— Но разве мы не все делаем то же самое? – спросил он, когда они стали подниматься наверх. – Разве именно это и не называется реальной жизнью?