Мужская верность (сборник) - Токарева Виктория Самойловна

Подошли три кошки. Мы с Клаудией стали молча скармливать им остатки еды.

– А у Федерико была когда-нибудь роковая любовь? – спросила я.

– Все его любви роковые. Но контролируемые.

Кошки ждали еду, подняв мордочки. Одна из них была длинноносая.

Первый раз в жизни я видела длинноносую кошку.

На другой день вернулся Валерио Беттони и тут же захотел меня повидать. Ему было интересно узнать: как движутся дела с Федерико Феллини. Сумела я его уговорить?

Валерио ждал нас в своем кабинете. Над его столом в тяжелой старинной раме портрет прадеда Беттони: бравые усы стрелами, в светлых прямых глазах выражение запрятанной усмешки. Черный узкий сюртучок тех времен. Девятнадцатый век.

Прадеду лет сорок, но выглядит старше.

Двадцатый век сильно помолодел. Валерио тоже в районе сорока, но выглядит моложе. Красив. Как две капли воды похож на своего предка: те же самые прямые синие глаза с усмешкой, усы другие. Современные. Рубашка расстегнута до третьей пуговицы. Совершенно без комплексов, но не наглый. Полноценный, уверенный в себе человек.

– Как ваши дела? – спросил Валерио.

– А ваши?

Он слегка удивился вопросу.

– Но работа с Федерико – это ваши дела, а не мои.

– Он будет делать кино о России? – прямо спросил Валерио.

– Думаю, нет, – прямо ответила я.

– Почему?

– Снимать то, чего не знаешь… Зачем ему это нужно?

– Он говорит то же самое, этими же словами, – задумчиво подтвердил Валерио. – Но независимо от того, как сложатся дела с Феллини, мы хотим иметь с вами дело.

– Прошу больше гениев не предлагать. Найдите мне нормального халтурщика.

Валерио обозначил усмешку и еще больше стал похож на своего предка.

– Какой вы хотите получить гонорар? – Он посмотрел на меня своим синим взором.

– За что? – не поняла я.

– Вы приехали в Рим. Отвлеклись от своей работы, ваш день наверняка стоит дорого.

Я приехала в Рим, жила на море, двадцать часов беседовала с самым интересным человеком мира. И еще должна за это деньги получить?

Я растерянно посмотрела на Клаудию. Та сидела с непроницаемым видом.

Деловые люди ценят время других людей. Знал бы Валерио, от чего я отвлеклась. От забора, двух шабашников и трех дворняжек.

– Не стесняйтесь, – подбодрил Валерио. – Я вас слушаю.

– А я вас.

Вошел американец – высокий, в светлом. Какой-то неубедительный. Валерио представил нас друг другу.

– Только я вас очень прошу: ни моря, ни луны. И актеров не много: человек пять-шесть. Да?

Я ничего не поняла.

– Он финансирует фильмы Федерико, – шепотом объявила Клаудиа.

Американец решил сэкономить на декорациях, на актерах и приглашает меня в сообщники.

– Вы знаете фильм «Пароход идет»? – спросил американец.

– Конечно.

– Океан пришлось строить в декорациях.

– Как? – ахнула я.

– Так. Знаете, сколько денег ушло?

Я растерянно посмотрела на Валерио.

– Да, да… – покивал Валерио. – Да, строили. Да, ушло. Маэстро себе позволяет. И мы ему позволяем.

– Хорошо, – пообещала я американцу. – Я прослежу. За отдельные деньги.

– Конечно, конечно, – обрадовался американец.

Он уже посчитал, сколько он мне заплатит и сколько сэкономит. Он заплатит сотни, а сэкономит миллионы. Прекрасная сделка.

Я выждала паузу и сказала:

– Мы не работаем с Федерико. Вы рано ко мне обратились.

– Но есть другие идеи, – вставил Валерио.

– Меня интересует сейчас только то, что связано с Феллини.

Значит, сама по себе я американцу неинтересна. Только в комплекте с Феллини. Это понятно, но зачем говорить об этом вслух. А воспитание на что? Вульгарный тип.

– Вы еще будете встречаться с Феллини? – озабоченно спросил американец.

– Сегодня вечером, – ответила Клаудиа. – Прощальный ужин.

– Я хотел бы знать, что вам скажет Феллини вечером, – сказал американец.

«Много будешь знать, скоро состаришься», – подумала я, но в отличие от американца вслух ничего не сказала.

Американец общался со мной так, будто я пришла в этот мир вообще безо всякого поручения и должна выполнять его личные заказы: проследить, передать… Он делал меня СВОИМ человеком в стане Федерико. Идиот.

– Не хотите говорить, – задумчиво ответил Валерио.

– О чем? – не поняла я.

– О гонораре.

Сюзанна, Клаудиа, море, Федерико – мои «Римские каникулы». За это можно приплатить самой. Но за общение с американцем пусть платят.

– Мы оставим вам счет, – выручила Клаудиа. – И вы пришлете, сколько найдете нужным.

– О’кей! – согласился Валерио.

Они заговорили между собой по-английски. Американец сидел нога на ногу и кого-то мучительно напоминал. Кого? Вспомнила! Водопроводчика Кольку из нашего ЖЭКа. Он ходит в ватнике и всегда пьяный. Но лицо и фигура – эти же самые. Если Кольку отмыть, нарядить в белый костюм и научить по-английски – не отличишь.

Я заметила: природа, иногда устав варьировать, создает тождественные экземпляры.

Может быть, где-то в Африке сейчас ходит босиком по траве мой двойник – точно такая же, только черная, дымно-курчавая, с бусами и с десятью детьми всех возрастов. И ни одной книги. Хорошо.

До вечера есть время. Мы с Клаудией ходим по магазинам. В капитализме все есть, а того, что тебе надо, – нет.

Вернулись в гостиницу и выяснили, что нас ждет Феллини. Оказывается, он решил не поужинать с нами, а пообедать. Вчера – на два часа позже, сегодня – на пять часов раньше. У него внезапно переменились планы. Вечером он должен вести кого-то к своему врачу, врач дал вечернее время.

Федерико ждал нас в холле. На стенах висели старинные панно. В отдалении прохаживался какой-то тип и таинственно поглядывал в нашу сторону.

– Послушайте, он вполне может в меня выстрелить, – тревожно предположил Федерико.

Тип решительно направился прямо к нему. Нависло неприятное ожидание.

– Дотторе, – церемонно обратился тип, – потрудитесь объяснить: что вы имели в виду в вашем фильме… (он назвал фильм).

Федерико с облегчением вздохнул. Не выстрелит. Просто зритель, вроде наших дотошных пенсионеров.

Был такой случай. В Рим приехал наш замечательный режиссер. Итальянцы решили показать гостю собор Святого Петра. Сами итальянцы считают его архитектуру аляповатой и называют «торт с мороженым». Но не в этом дело. Машина бежала по улицам, и вдруг среди прохожих режиссер увидел великого Феллини.

Он потребовал немедленно остановить машину, выскочил, как ошпаренный, и с криком «Федерико!» устремился к предмету своего обожествления.

Федерико обернулся, увидел несущегося на него маленького усатого человека и кинулся бежать прочь. Режиссер наддал. Федерико тоже прибавил скорость. Кросс окончился в пользу Феллини. Он далеко оторвался вперед и растворился в толпе.

Федерико боится маньяков. Маньяк убил Леннона.

Маньяки – неприятное сопровождение большой известности.

Мы сидим в ресторане типа нашего «Седьмого неба». Зал круглый. Из окна открывается панорама Рима.

Это второй Рим в моей жизни. Первый – десять лет назад. Тогда шел дождь, и у меня все время завивались волосы от дождя, и член нашей туристической группы, драматург, очень интересно трактовал «Тайную вечерю». А на другой день сбежал, попросил политического убежища. Кэгэбешница средних лет, присматривающая за нами, растерялась. А рядовая туристка, старая большевичка, сказала: «Сволочь какая», – имея в виду драматурга, а не кэгэбешницу. Тем не менее наша туристическая группа поехала смотреть собор Святого Петра.

В этот свой приезд я нигде не была. Город раскален, носа не высунешь. И какой музей, когда рядом живой Феллини, с его глазами и голосом.

– Ты хотела бы жить в Европе? – спросил Федерико. – Ты могла бы здесь остаться?

– Не могла бы.

– Почему?

– Я не могу жить без языка и без друзей.

– А как ты думаешь, Россия вывернется?

– Вывернется.

– Почему ты так думаешь?

– Всегда побеждает здравый смысл.

– Всегда?

– Бывает с опозданием, но всегда.

«С опозданием на жизнь», – подумала я.

– У Италии очень большой национальный долг, – с огорчением сообщил Феллини, будто долг Италии касался его лично. – Огромный долг, но итальянцы беспечны. И в своей беспечности восходят до мудрости.

«Как дети», – подумала я. Беспечность – это высшая мудрость.

– Для итальянца самое главное – обеспечить свою семью, – продолжал Федерико. – Идея семьи выше идеи государства.

«Логично, – подумала я. – Семья – это и есть государство. Сильное государство – это большое количество обеспеченных семей».

Подошел официант.

– Что вы можете нам предложить? – спросил Федерико.

– Сырное мороженое и осьминог в собственных чернилах.

– Сырное мороженое? – подивился Федерико. – А как это возможно?

– Вы художник в своем деле, а мы в своем.

Официант был сухой, респектабельный, в бабочке. Как конферансье.