Лавр - Водолазкин Евгений

У тебя, жено, опухоль в голове. Оттого ухудшается твое зрение. И притупляется слух.

Амвросий обнимает ее голову и прижимает к своей груди. Княгиня слышит биение его сердца. Затрудненное стариковское дыхание. Сквозь рубаху Амвросия она чувствует прохладу его нательного креста. Жесткость его ребер. Ей самой удивительно, что она все это замечает. За закрытыми дверями режет лучины Мелетий. Выражение на его лице отсутствует.

Веруй Господу и Пречистой Его Матери и обрящеши помощь. Амвросий касается сухими губами ее лба. А опухоль твоя будет уменьшаться. Иди с миром и более не печалься.

Отчего ты плачешь, Амвросие?

Я плачу от радости.

Амвросий безмолвно поворачивается к волку. Волк слизывает его слезы.

И в поварне дан был Амвросию дар слез, и, когда он был один, слезы беспрестанно омывали его лицо. Слезы текли по морщинам щек, но им не хватало этих морщин. И тогда слезы пробили себе новые пути, и на лице Амвросия появились новые морщины.

Сначала это были слезы печали. Амвросий оплакивал Устину и младенца, за ними же – всех, кого он в жизни любил. Еще он оплакивал тех, кто любил его, так как полагал, что жизнь его не подарила им радости. Амвросий оплакивал и тех, кто его не любил и порой мучил, как, впрочем, и тех, кто любил, но мучил, ибо так выражалась их любовь. Он оплакивал себя и свою жизнь, и не знал, о чем здесь в точности может идти речь. Надеясь, что проживает жизнь Устины, чтобы она зачлась ей как ее собственная, Амвросий уже не понимал, где пребывает его жизнь, раз он все-таки не умер. Наконец, он горько плакал о тех, кого ему не удалось спасти от смерти, ведь таковых было много.

А потом слезы печали сменились слезами благодарности. Он благодарил Всевышнего за то, что Устина не осталась без надежды, а он, Амвросий, может просить о ней, пока жив, и трудиться в духовное ей благо. Слезы благодарности у Амвросия вызывало то, что он все еще жив, а значит, способен совершать добрые дела. Амвросий благодарил Господа и за великое множество исцеленных, за предоставленную им возможность жить в то время, когда они должны были быть мертвыми и не способными более к совершению добрых дел.

Слезы омыли не только его лицо, но и душу. Впервые в жизни Амвросий чувствовал, что душа его умиротворяется. Постепенное умиротворение Амвросия было рождено не всеобщим почитанием (слава его была велика как никогда прежде), однако же и не равнодушием, охватывающим к старости многих достойных людей. Умиротворение было связано с надеждой, которая с каждым прожитым в монастыре днем крепла в Амвросии все больше и больше. Он теперь не сомневался в правильности своего пути, потому что уверился, что идет путем единственно возможным.

Глядя в бушующее пламя, он не ощущал прежней тревоги. Точнее, тревога оставалась, но мысль о грядущем вечном огне временами уступала место воспоминаниям о прошлом. Теперь он видел не только детство. Он видел свою жизнь в Пскове и свои странствия. Закрыв глаза у жаркой печи, Амвросий представлял Иерусалим.

Низкие деревья Гефсиманского сада. С широкими рассохшимися стволами. С вывернутыми пальцами веток. Изогнутые и изломанные, как застывший крик. Каменные плиты мостовых, отполированные многовековым хождением к Нему. Солнечное тепло они хранят всю ночь. На них можно лежать, не боясь простудиться. Амвросий понял это, когда укладывался на теплые плиты спать. Когда больше ночевать было негде. Когда еще был Арсением.

Его выходили под Иерусалимом после удара мамлюкской сабли. Двое стариков евреев, он и она. Боясь мамлюков, жили вне пределов Иерусалима. И у них не было детей, это было ясно по их лицам. Звали их Тадеуш и Ядвига. Они и ухаживали за ним. Нет, те ухаживали за умирающим Власием, а за умирающим Арсением ухаживали иные. Возможно, Авраам и Сарра. Старики всегда за кем-то ухаживают. Случилось так, что умирающий Арсений выжил. Старики дали ему на дорогу овсяных лепешек, воды, немного денег, и он отправился в Иерусалим.

К Амвросию продолжали ходить болящие. Их было много, хотя в иных обстоятельствах пришедших могло бы быть и больше. Сокращению потока способствовало несколько причин. Главной из них был старец Иннокентий, который запретил беспокоить Амвросия попусту. Лечение зубов, сведение бородавок и тому подобные вещи он не считал достойными поводами для обращения, ибо они отвлекали Арсения от других, более серьезных случаев.

Такие вопросы, объявил старец, прошу решать по месту жительства.

Обилие же посетителей отвлекало не только Амвросия. Оно мешало и братии монастыря, удалившейся от мира. Кроме того, многих беспокоило, что люди зачастую отправлялись прямо к Амвросию, не помышляя о молитве, покаянии и спасении.

Эти люди, говорил отец эконом, забывают о том, что исцеления дает не брат Амвросий в монастыре, но Господь наш на небесах.

Пришедших за помощью первым встречал брат Мелетий, который и решал, как поступать в каждом случае. Некоторых он сразу же отправлял домой, даже не дослушав их до конца. К таковым относилось великое множество потерявших мужскую силу или же не имевших ее никогда. Восстанавливать ее Мелетий не видел необходимости, заявляя, что, по его собственному опыту, достичь противоположного гораздо труднее. Исключение составляли живущие в бездетном браке. Лишь таких людей после подобающей молитвы Мелетий приводил к Амвросию. После посещения монастыря у них приходили в движение постельные помыслы. После рождения ребенка, однако же, помыслы эти молитвами Мелетия немедленно исчезали.

Строгость старца Иннокентия и брата Мелетия не была единственной причиной того, что поток приходивших к Амвросию не увеличивался, а уменьшался. Многие жители Белозерского края не обращались потому, что ввиду возможного конца света не усматривали в том острой необходимости. Им казалось, что краткое время, оставшееся до грозного события, можно перетерпеть. На худой конец – просто умереть, ибо отсрочка смертного часа многим не представлялась значительной.

Были, однако же, и те, кто не только не хотел мириться со смертью, но и задумывался о преодолении ее даже в случае всеобщего конца. Именно среди них стал распространяться слух о наличии у Амвросия эликсира бессмертия. О том, что этот эликсир Амвросий, будучи еще Арсением, якобы привез из Иерусалима.

Несмотря на нелепость слуха, появление его никого в монастыре не удивило.

В ожидании конца света у некоторых сдают нервы, сказал старец Иннокентий. И в том, что они ждут эликсира бессмертия от Амвросия, есть своя логика. Ища телесного бессмертия, к кому же им еще обращаться, как не к врачу?

Многим из них брат Мелетий пытался объяснить, что никакого эликсира у Амвросия нет, но ему не верили. Боясь, что в нужный момент эликсира на всех не хватит, некоторые устраивались жить у стен монастыря и сооружали себе подобие жилья. Монастырь представлялся им в качестве нового ковчега, куда в случае необходимости их, возможно, примут.

Когда число таких людей перевалило за сотню, к ним вышел Амвросий. Он долго смотрел на их убогие жилища, а затем сделал знак следовать за ним. Войдя в ворота монастыря, Амвросий повел их в храм Успения Пресвятой Богородицы. В то самое время в храме заканчивалась служба, и из Царских врат с причастной чашей вышел старец Иннокентий. От решетчатого окна отделился луч утреннего солнца. Луч был еще слаб. Он медленно пробивался сквозь густой дым кадила. Одну за другой поглощал едва заметные пылинки, и уже внутри него они начинали вращаться в задумчивом броуновском танце. Когда луч заиграл на серебре чаши, в храме стало светло. Этот свет был так ярок, что вошедшие зажмурились. Показав на чашу, Амвросий сказал:

В ней эликсир бессмертия, и его хватит на всех.

Одно время в монастыре не хватало писцов, и игумен перевел Амвросия из поварни в книгописную келью. Кроме него там сидели еще три человека. Рукописи для переписки приносил старец Иннокентий. На листах рукописных книг повсюду стояли его размашистые отселе и дозде. Этим указаниям Амвросий следовал неукоснительно.

Всякий день работа Амвросия начиналась с очинки перьев и разметки бумаги. На переписываемую рукопись, чтобы не закрывалась, клал деревянный брусок. По листу рукописи скользила узкая полоска бумаги, что позволяло не терять нужное место. Он держал полоску левой рукой, а правой писал. Полоска двигалась вниз, открывая строку за строкой.

Пакы же ин брат, много болев, умре. И некто из друзей отер его губкой и пошел в пещеру, желая видеть место, где будет положено тело его друга, и спросил об этом преподобного Марка. Блаженный ему отвечал: пойди, скажи брату, чтобы подождал до завтра, пока я выкопаю ему могилу, и тогда отойдет от жизни на покой. Пришедший же брат сказал ему: отче Марко, я уже и губкой отер его тело, которое мертво. Кому велишь мне говорить? Марко же опять сказал: видишь, место не подготовлено. Велю тебе, иди, скажи умершему: говорит тебе грешный Марко – брат, поживи еще этот день, а завтра отойдешь к возлюбленному Господу нашему. Когда же приготовлю место, куда положить тебя, пришлю за тобой. Пришедший брат послушал преподобного и, придя в монастырь, застал братию за пением, по обычаю, над умершим. И стал рядом с мертвым, и сказал: говорит тебе Марко, что не приготовлено, брате, для тебя место, подожди до завтра. И все удивились этому слову. И когда брат произнес это пред всеми, тотчас мертвый прозрел, и душа его возвратилась в него. И пребывал он день тот и всю ночь с открытыми глазами, но ничего никому не говорил.