Дикая роза - Мердок Айрис

— Он, надо полагать, не надумал все-таки поехать в Сетон-Блейз? — спросил Хью.

Сетон-Блейз было имением Финчей, расположенным милях в десяти от Грэйхеллока. Накануне Милдред по телефону пригласила их всех на воскресенье к обеду. Рэндл наотрез отказался ехать, и Нэнси Боушот, давясь от смеха, передала с его слов, что он обойдется без покровительства этой лошади в образе человеческом. Так он назвал полковника Мичема. Выслушав это, Энн сообщила Милдред, что к обеду они приехать не могут, и тогда Милдред взяла с неё слово привезти семейство в любом составе на коктейль, к шести часам.

— Нет, — ответила Энн. Она поддернула юбку и стала складывать вещи. Потом добавила: — Я рада, что Пенн побывает в Сетон-Блейзе. Он ведь до сих пор не видел настоящего английского поместья. Жаль, что Милдред и Хамфри только теперь сюда приехали. Пенн мог бы там отдохнуть от здешнего хаоса.

— Для него наш хаос — придворный этикет, — сказал Хью. — И представь себе, Грэйхеллок кажется ему до крайности романтичным.

Как же основательно они общими силами испортили мальчику пребывание в Англии! Намечалось, что Пенн проучится один триместр в английской школе, но они вовремя не записали его, а потом приема уже не было, и он как приехал в апреле, так с тех пор сидел дома, помогал Энн мыть посуду, был на побегушках у всех, кто дежурил около Фанни, вообще играл довольно-таки жалкую роль в недавно завершившемся долгом, невеселом представлении.

— Он дурного не видит, это верно, — сказала Энн.

Она вздохнула, и мысли Хью обратились на минуту к более серьезным сторонам того хаоса, о котором она упомянула.

Она прервала свою работу и продолжала:

— Бедный мальчик, я очень боюсь, как бы он не почувствовал, что мы все время сравниваем его со Стивом…

Хью поднялся. Его всегда болезненно поражало, что Энн может вот так совсем просто упоминать о Стиве.

— С чего бы ему это чувствовать? Насколько я знаю, никто ему специально о Стиве не рассказывал. — Нет у него больше внука по мужской линии. Теперь фамилия его будет жить только в названии розы.

— Все равно, дети очень чувствительны к таким вещам. Он забавный мальчуган. Мне будет скучно, когда он уедет.

Да, подумал Хью, одинока ты, одинока, бедная Энн. Он увидел желто-зеленые глаза Энн, широко раскрытые, затуманенные печальными мыслями. Он сам знал, что испытывает к ней лишь равнодушную жалость, лишь неопределенную симпатию: бедная Энн, живет здесь как в тюрьме с ушедшим в себя, озлобленным Рэндлом, и не с кем душу отвести — рядом только её врагини Нэнси Боушот и Клер Свон. Он стал прикидывать, когда можно будет, не обидев её, вернуться в Лондон.

Ощущение, что в Грэйхеллоке все несчастны, с самого приезда невыносимо угнетало его. Дом и в лучшие-то времена был мрачноватым и, как ему всегда казалось, относился к Рэндлу и Энн если не враждебно, то, во всяком случае, равнодушно. Дом никогда не принимал их всерьез. Он знавал совсем иных обитателей, и порой, особенно по ночам, так и чувствовалось, что он о них вспоминает. Грэйхеллок, порождение двух разных эпох, был домом без особых притязаний на красоту, а его притязания на величественность казались теперь наивными и немного нелепыми. Длинная центральная часть дома, выкрашенная в желтый цвет, с высокими окнами и широким полукругом открытого крыльца, была построена в начале восемнадцатого века. В девятнадцатом веке дом купил богатый владелец полотняных заводов из графства Тирон, который и придумал для него теперешнее название, а также две зубчатые башни по бокам. Кроме того, он соорудил затейливый стеклянный навес над крыльцом, большой зимний сад в форме гриба и кухонную пристройку из красного кирпича — наросты, которые Энн и Рэндл, несмотря на увещевания Хью, так и не сочли нужным удалить. Внутренние же помещения, сходившиеся, как к просторному атриуму, к холодной, с каменным полом прихожей, полной намокших плащей и заляпанных глиной сапог, всегда казались Хью сырыми и темными.

— Ну вот и все, — сказала Энн. Она положила последнюю сложенную вещь на аккуратную стопку и похлопала её ладонью. — Теперь пойду искать Миранду, надо послать её переодеться — пора идти в церковь. Большое спасибо, что помогли мне, Хью.

Христианское благочестие Энн, пусть и не подкрепленное четкой доктриной, было неколебимо и, как подозревал Хью, совершенно бездумно. Рэндл, чуждый религиозности, терпел её в Энн, гораздо менее терпимо он относился к тому, что его дочь, как он выражался, тоже «приобщают к богу». Однако Миранда, вообще-то скорее папина дочка, к удивлению многих, пока что твердо держалась материнской веры. Сам Хью, недемонстративно и опять-таки бездумно, в бога не верил. Религия осталась где-то далеко позади, среди многого другого, тоже забытого.