Ангел для сестры - Пиколт Джоди

Я коснулась ее волос и подумала, что еще могу творить чудеса.

Анна

Насмотревшись рекламы, начинаешь верить в самое невероятное: что с помощью бразильского меда можно удалять волосы на ногах, что ножи режут металл, а сила позитивного мышления способна заменить тебе крылья. Однажды во время безуспешных попыток уснуть после чтения книг психолога Тони Робинсона я попробовала представить себе свою жизнь после смерти Кейт. Тогда, как уверял Тони, если это случится на самом деле, я буду подготовлена.

Я занималась этим неделю. Заставить себя мысленно перенестись в будущее труднее, чем это может показаться. Особенно если твоя сестра постоянно крутится рядом, раздражая тебя. Я изобрела собственный способ, представив, что Кейт – это привидение. Когда я перестала с ней разговаривать, Кейт решила, что сделала что-то не так, и, скорее всего, у нее была на то причина. Я рисовала себе дни, когда целыми днями буду плакать, а иногда мое тело будет словно наливаться свинцом. Чаще всего мне придется прилагать усилия, чтобы одеться, убрать постель и сесть за уроки.

Иногда я пыталась заглянуть дальше в будущее. Например, было ли бы мне интересно изучать океанографию в Гавайском университете? Или прыгнуть с парашютом? Или поехать в Прагу? Или попробовать сделать еще миллион разных вещей? Я старалась впихнуть себя в разные сценарии, но это было все равно что пытаться надеть кроссовки пятого размера, если у тебя седьмой, – можно сделать несколько шагов, но потом ты вынужден их снять, потому что боль становится невыносимой. Я уверена, что в мозгу у меня есть датчик с красной лампочкой, который напоминает, о чем мне не следует думать. Даже если очень хочется.

Наверное, это лучше. У меня такое ощущение, что если бы я смогла представить Анну без Кейт, то эта особа мне не понравилась бы.

Мы с родителями сидели вместе за столом в больничном кафе. Хотя слово «вместе» не совсем подходит. Мы были похожи на астронавтов, каждый в своем скафандре с автономной подачей воздуха. Возле мамы на столе стояла прямоугольная коробочка с пакетиками сахара. Она складывала их то в одном, то в другом порядке. Потом посмотрела на меня.

– Солнышко, я тебя понимаю. И я согласна, что нам с папой следует чаще прислушиваться к твоему мнению. Но, Анна, для этого не нужен судья.

Мое сердце переместилось в горло.

– Ты хочешь сказать, что можно все это прекратить?

Когда она улыбнулась, мне показалось, что выглянуло теплое весеннее солнце после долгой зимы, напомнив коже о летнем тепле.

– Именно это я и хочу сказать, – ответила мама.

«Больше никаких заборов крови. Ни гранулоцитов, ни лимфоцитов, ни стволовых клеток, ни почек».

– Если хочешь, я сама скажу Кейт, – предложила я.

– Хорошо. Только сообщим судье Десальво и забудем обо всем этом.

В моей голове застучали молоточки.

– Но разве Кейт не будет спрашивать, почему я больше не буду ее донором?

Мама замерла.

– Когда я говорила «прекратить», то имела в виду судебный процесс.

Я замотала головой, чтобы протолкнуть комок слов, застрявших в горле.

– О Боже, Анна! – горько произнесла мама. – Что мы тебе сделали? Почему ты с нами так поступаешь?

– Дело не в том, что вы сделали.

– Дело в том, чего мы не сделали, так?

– Вы меня не слушаете! – закричала я, и в этот момент к нашему столику подошел Берн Стакхауз.

Шериф посмотрел на меня, на маму, на папу и натянуто улыбнулся.

– Сейчас, наверное, не самое удачное время, – начал он. – Сара, Брайан, мне очень жаль.

Он отдал маме конверт, кивнул и ушел.

Мама открыла конверт, прочла документ и повернулась ко мне.

– Что ты ему сказала?!

– Кому?

Папа взял бумагу, в которой было столько юридических терминов, что с таким же успехом можно было пытаться прочитать документ на греческом языке.

– Что это?

– Приказ о временном запрещении каких-либо контактов. – Она забрала у папы документ и повернулась ко мне. – Ты понимаешь, что просишь вышвырнуть меня из собственного дома, что мы с тобой не будем видеться? Ты этого хочешь?

Вышвырнуть? Мне стало трудно дышать.

– Я об этом не просила.

– Адвокат сам бы этого не сделал, Анна.

Знаете, как иногда бывает: ты едешь на велосипеде и колесо начинает скользить на песке, или оступаешься на ступеньках – когда время замирает и ты знаешь, что сейчас будет больно, очень больно.

– Я не знаю, что происходит, – ответила я.