Похороните меня за плинтусом - Санаев Павел Владимирович

— Ой, сделай что-нибудь, бабонька, колет, колет!

Бабушка вытащила из ящика тумбочки длинный пинцет.

— Открой рот!

Я открыл.

Бабушка долго смотрела мне в горло, после чего обреченно плюхнулась на табурет и запричитала.

— Не достать… Уже и не видно его. Глубоко прошел… Не перекрыл бы трахею, а то и до больницы не довезешь — сдохнет на месте. Будь проклят тот день и час, когда я положила это стекло! Будь я проклята за это! Будь прокляты эти проклятые заводы, которые делают такие сраные стекла, что бьются от малейшего удара. Сашенька, где тебе сейчас колет?

— Вот здесь, — показал я.

Кололо уже ниже.

— Спускается… Что же делать? Не дыши! — крикнула бабушка и потащила меня к кровати. — Иди сюда, Сашуля, иди. Встань на кровать на четвереньки попкой кверху, может, выйдет.

Я встал.

— Ох, тебе же нельзя вниз головой с твоим внутричерепным давлением. Ляг, ляг и лежи, не дыши.

— Что теперь будет, баба?

— Не дыши.

— Что будет?!

— Что будет? Осколок идет по пищеводу и разрезает его на ленточки. На ленточки! Пищевод — это как трубка, а он разрежет его на ленточки. Пища попадет не в желудок, а вывалится в брюшную полость. Загниет, и ты заживо будешь гнить вместе с ней. Это в лучшем случае. Если не пойдет дальше пищевода.

— А если ничего не есть? — прохрипел я, чувствуя близкий конец.

— Не дыши! Все равно будет внутреннее кровоизлияние. А если пойдет дальше, порежет на куски все внутри: сердце, почки, печень — все! Где тебе сейчас колет?

Кололо еще ниже.

— Продвигается, — всхлипнула бабушка.

— Режет на ленточки, — прохрипел я.

Бабушка вскочила.

— Что я, туша старая, жду?! Надо резать! Ах, как же тебя, сволочь, резать, когда тебе нельзя никакого наркоза?!

Бабушка побежала в другую комнату звонить в «скорую». Я остался лежать наедине со своими страданиями. Кололо нестерпимо. Я чувствовал, как осколок движется у меня внутри и, переворачиваясь, режет внутренности на кусочки и ленточки. Вот он царапнул одним своим концом, вот другим… Бабушка вернулась.

— Ты позвонила? — страдальчески спросил я, держась за живот. — Он продвинулся еще дальше.

— Кретин и сволочь! Если ты будешь морочить мне голову я тебя сама напихаю осколками.

Бабушка держала в руке треугольный кусок стекла. Оказалось, недостающий осколок прилип на соке каланхоэ к ее тапочку, а когда она пошла звонить, отвалился.

— Какого ляда ты морочил мне голову?

— Но мне колет, баба!

— Чтоб тебе кололо всю жизнь, негодяй! Я извелась до кровавой пены, а ты измываешься. Пусть тебе мама купит собачку, и ты будешь ее дрочить, а меня не надо! Это же надо, над чужим страхом, над чужой болью так издеваться жестоко… — заплакала бабушка, доставая нитроглицерин. — Ну, ничего, садист, тебе все это горючими слезами выльется, горше моих. По-настоящему страдать будешь, не притворно.

— Но мне вправду колет, — жалобно возразил я.

— Поколет и перестанет! — отрезала бабушка.

Скорост_

Когда бабушкины знакомые спрашивали меня, кем я хочу быть, то обычно удивлялись моим ответам. Я не хотел быть ни космонавтом, ни актером, ни пожарником. Я хотел быть инженером-конструктором и строить космические ракеты.

— Сто двадцать рублей в месяц получать будешь, — предостерегали знакомые. — Кто тебя только надоумил на это?

Я с достоинством отвечал, что к выбору жизненного пути меня подтолкнули два тома детской энциклопедии, которые подарила мне мама. Вообще-то мама собиралась подарить все десять томов, но бабушка сказала, что у нее и так загажен весь дом и она не позволит тащить в него книги размером с бетонные плиты. Она разрешила оставить только два тома, которые я выберу, а из остальных посоветовала маме построить склеп для себя и для карлика. Из десяти книг я выбрал том второй, посвященный астрономии и геологии, и том пятый, посвященный технике. Астрономический том пробудил во мне тягу к звездным мирам, но становиться космонавтом я даже не мечтал, помня про свое внутричерепное давление. Оставалось отправлять к звездам других счастливчиков, и так я решил стать инженером-конструктором. Знаний, собранных в пятом томе, было, на мой взгляд, достаточно, и к постройке космического корабля я приступил немедленно.

Вооружившись бумагой, линейкой и циркулем, я нарисовал схему ракеты в разрезе. Отсеки располагались один над другим и соединялись вертикальной винтовой лестницей. Верхний отсек занимала кабина управления, под ним располагался отсек со скафандрами и спускаемыми аппаратами, ниже был отсек столовой и кают-компании, далее — спальни с туалетами и душевой, потом топливный бак и, наконец, двигатели. Для каждого отсека в отдельности тоже были сделаны чертежи. На чертеже спальни я старательно вычертил кровати с подушками, в пищевом блоке нарисовал плиту и кастрюли, в туалете долго пытался изобразить унитаз.