Обняться, чтобы уцелеть - Рой Олег

– Ну, наконец-то ты это понял. Дружище, за такое дело надо выпить!.. Работа – это здорово, конечно, я это понимаю, как и ты, наверное, без своей больницы, будь она неладна, на другой же день загнусь, про пенсию и слышать не хочу… – продолжал Георгий, наполовину опустошив свой бокал. – Но у нормального мужика должно быть и что-то еще. Другие интересы, женщины, хобби, футбол, в конце концов!.. Но прежде всего, я думаю, семья. Я, пока молодой был, даже представить себе не мог, насколько это, оказывается, важно. Ты же знаешь, дважды от Людмилки чуть не ушел. А сейчас жить без нее не могу. Без нее, без Дашки с Димкой, без архаровцев этих…

– И что ты, как врач, посоветуешь? – поинтересовался Голубев. – Раз мне не так повезло в жизни?

– Начать жить. ЖИТЬ, понимаешь?

– Не поздно ли начинать! – горько усмехнулся Леонид. – Когда завтра уже на свалку пора?

– Ну знаешь! – басовито возмутился Жорка. – Такое чувство, что я не с ровесником разговариваю, а со стариком столетним. В наши годы люди еще о-го-го! Карьеру вовсю делают, женятся, любовниц молодых заводят, детей рожают…

– Смеешься, что ли? Какие дети в пятьдесят семь лет?

– Очень умные, это даже наукой доказано. У восьмидесяти процентов детей, рожденных от зрелых отцов, уровень интеллекта значительно выше среднего. Ты же всегда хотел сына Кольку! Вот возьми сейчас – и обзаведись наследником. Пусть подрастает где-нибудь продолжатель рода. А ты будешь ему помогать, навещать, когда есть время и желание, привяжешься – вот тебе и смысл жизни.

– Нет, Жорка, я так не могу. Воспитание не то. Я убежден, что дети должны расти в полноценной семье, с обоими родителями…

– Так заведи семью, кто ж тебе не дает? А что? Хоть с той же Инной своей. По-моему, она спит и видит тебя под венец повести.

– Нет, Инна не по этой части, – покачал головой Голубев. – Дети, пеленки, бутылочки, бессонные ночи не для нее. Да и не хочу я на ней жениться, если честно. Не тот она человек. Конечно, я встречаюсь с ней, хожу на всякие тусовки, где лучше появиться не одному, а с яркой спутницей. Она красива, умеет себя подать. По-своему я даже привязан к Инне. Но жениться… Нет уж.

– Ну так другую найди. Можно подумать, это проблема для такого орла, как ты. Да за тебя замуж любая побежит, еще бы, сам Леонид Голубев на нее внимание обратил!

Леонид покачал головой и грустно рассмеялся:

– Нет, Жорик, поздно мне уже семьей обзаводиться. Надо было все делать вовремя, вот как ты, например.

– Тогда политикой займись! – Георгий опять потянулся к бутылке. – Уж для этого-то грязного дела пятьдесят семь – самый возраст!

– Сил нет, дружище. Элементарных физических сил, здоровья…

– Чудны дела твои, Господи! – усмехнулся Жора после паузы. – Вот сидит передо мной сам Леонид Голубев – и жалуется на жизнь. Ты, которому чуть ли не вся страна завидует! Да с тобой любой бы поменялся судьбами, просто так, не глядя! Такие деньги…

– А мне иногда кажется, что никаких денег мне не надо. Тоже с кем-нибудь поменялся бы, кто не так богат, зато молод и здоров…

Снова возникла пауза. Они молча допили вино.

– Помнишь, когда мы совсем маленькими были, нам твоя бабушка Тамара сказку рассказывала про молодильные яблоки? – проговорил Леонид. – Я последнее время часто эту сказку вспоминаю… Вот бы съесть такое яблочко – и разом стать молодым!..

Георгий усмехнулся:

– Ну, эликсира молодости ученые, конечно, еще не изобрели… Но – думаю, что для тебя это не новость, – медицина сейчас быстро развивается и буквально творит чудеса. Ты человек небедный, можешь себе позволить всякие омолаживающие процедуры. Где-то у меня была визитка одного орла, у него целая клиника, которая такими делами занимается, где-то на Третьяковке… Найти телефон?

– Можно попробовать, – пожал плечами Леонид. – Вот только поможет ли?

– Поможет, – заверил Жора. – Говорят, если чего-то очень сильно захотеть, то это у тебя обязательно будет. Тебе ли об этом рассказывать!

– Здесь не тот случай…

– Как знать, – подмигнул Георгий и разлил по бокалам остатки Chateau Margaux.

Приехав домой на Бульварное кольцо, Леонид сразу же прошел в спальню, наглухо зашторил окна, включил все имеющееся освещение, разделся, подошел к старинному зеркалу в дубовой раме, оглядел себя и тяжело вздохнул. В этот раз зеркало и не думало деликатничать. С той стороны стекла на Голубева смотрел человек с коротко и аккуратно подстриженными, но все равно заметно поредевшими седыми волосами, округлым, чтобы не сказать – обрюзгшим, морщинистым лицом и, мягко говоря, далекой от идеала фигурой. Спереди выпирал живот, по бокам нависали типичные для мужчин жировые складки, именуемые в народе «крыльями», мышцы одрябли, кожу на лице и на теле никак нельзя было назвать здоровой и свежей.

– Да, общий вид, конечно, не радует, – усмехнулся Леонид, обращаясь к зеркалу. – То, что ты мне показало в самый первый раз, выглядело куда привлекательнее… Хотя, с другой стороны, дело, быть может, не так уж безнадежно. Например, в отличие от Жорки, лысины у меня еще не наблюдается. Можно попробовать подкрасить волосы в какой-нибудь естественный цвет, вроде того, что у меня был в молодости, только понасыщеннее… Опять же, несмотря на живот и прочее, все-таки никак нельзя сказать, что я непомерно разжирел… Тот же Жорка намного потолще меня будет. Если как следует за себя взяться, гимнастику там поделать или еще что-то в этом духе, то, думаю, форму еще можно будет восстановить. Ну и косметические процедуры всякие… Я, конечно, не эстрадная звезда, подтяжек и сложных операций делать не буду, это смешно. Но вот второй подбородок хорошо бы убрать… И с мешками под глазами что-нибудь сделать… В общем, завтра же позвоню этому доктору, как его, Лодкину, что ли? Жорка говорит, что этот парень творит настоящие чудеса…

Голубеву казалось, что он воспрял духом, однако отражение в зеркале продолжало смотреть на него скептически. Это выглядело так, словно бы душа Леонида разделилась на две части – одной хотелось действовать, верить и надеяться, а другая отстраненно наблюдала за первой со снисходительной усмешкой: ну-ну, мол, дерзай, увидим, что у тебя получится. И выходило, что зеркало как раз отражало выражение лица именно второй половины. Голубев шутливо погрозил ему пальцем:

– Не балуй!

Надо сказать, что почти всю жизнь, до того, как он начал стареть, зеркала Леониду Голубеву очень нравились. Это пристрастие сохранялось у него с самого детства. Конечно, не потому, что он, как девчонка, любил вертеться перед ними, рассматривая себя, – уже года в четыре такие вещи были ниже его достоинства. Просто зеркала всегда завораживали его, интриговали и манили таинственной картиной перевернутого мира. Его удивляли и восхищали метаморфозы, когда правая сторона, отражаясь, вдруг оказывалась левой, и наоборот. Особенно это было заметно на надписях. Лет в шесть-семь любимой забавой Леньки было взять с полки наугад, не посмотрев на обложку, лучше всего даже с закрытыми глазами, книгу, поднести к зеркалу и прочитать название и автора. Столь же интересно было положить прямо перед зеркалом лист бумаги и попытаться что-то нарисовать или написать, глядя только на отражение. А еще маленький Ленька замечал, что зеркала меняют не только неодушевленные предметы. Кот Барсик почти всякий раз, увидев свое отражение, выгибал дугой спину, задирал хвост трубой и угрожающе шипел, точно хотел напугать другого зверя, сидящего по ту сторону стекла. Почти все Ленины приятели перед зеркалом принимались кривляться и гримасничать, и даже взрослые, солидные люди в присутствии зеркал вели себя совсем иначе. Взглянув на свое отражение, они, кто нарочно, а кто совершенно неосознанно, переставали сутулиться, расправляли плечи, подтягивали животы, поправляли одежду или прическу, напускали на лицо серьезное выражение или, наоборот, улыбались.

Став взрослым и состоятельным, Голубев сохранил свою привязанность к зеркалам и при оформлении помещений почти всегда старался использовать этот элемент декора, увеличивая пространство. Потом начался период, когда Леонид вдруг резко и остро невзлюбил зеркала и даже начал избавляться от них, оставив их дома только там, где это было необходимо, – в прихожей и в ванной. Кстати, именно перед зеркалом в ванной он и принял окончательное решение о переезде в столицу. После трудного дня долго расслаблялся в джакузи, потом подошел к запотевшему стеклу, некоторое время рисовал на нем кружки и треугольники и вдруг сказал себе в духе чеховских сестер: «В Москву! Немедленно перебираюсь в Москву».

Сейчас же, стоя перед своим зеркалом, Голубев решал для себя другой, не менее важный вопрос, также требовавший кардинальных перемен. Однозначно, с завтрашнего дня он всерьез примется за себя.