Большая собака - Соломатина Татьяна Юрьевна

– Отчего, отчего… Оттого! – скрипуче бурчала Автор, приказывала психованному Внутри заткнуться и даже показывала ему кукиш. – Куда идти, где брать? Где она, своя большая собака? О каком вИдении ты говоришь?! Я ничего не вижу!

– Господи! Вот же ж тупое создание! А ещё Автор называется. Тухис с ручкой ты таки, а не Автор! – голосило неугомонное Внутри с неизгладимым тягуче-карамельным южнорусским акцентом. – Зайди в Интернет, разыщи адреса питомников, обзвони знакомых, съезди на Птичий рынок, в конце концов!

– Иди в жопу! – по-балтийски отрывисто, невежливо посылала Автор своё Внутри. – Как ты не понимаешь?! Это называется завести. Собака, как и человек, должна случиться! Чтобы навсегда, только в хорошем смысле! Ты вот вроде моё собственное Внутри, а такое дурное, порой как чужое!

Внутри обижалось и умолкало.

И вот однажды, Автор совершенно не помнит, в какой из дней, потому что у Автора генетический дефект интервального ощущения времени, Внутри заорало:

– Сегодня!!! Через полчаса произойдёт!!! – и заткнулось. Потому что на Автора внезапно обрушился полифонический телефонный трезвон.

– Господи, свят-свят-свят! – сказала Автор ближайшей берёзе и нажала кнопку с штампованной зелёной трубкой.

– Я скоро буду! Через полчаса! Кое с кем! – загадочно-радостно провещал в трубку голос мужа.

– Штаны надевать, что ли? – грустно уточнила расхаживающая по двору без штанов Автор, уже так полюбившая своё уединение, что совсем разлюбила всяческих гостей и любые формы общения с миром, кроме тихих разговоров с любимым мужем под аккомпанемент потрескивания дров в камине. И ещё бесшумных разговоров с собственноручно творимыми предложениями, словосочетаниями и «сшиванием» их в абзацы, страницы, мегабайты осмысленного, как ей, Автору, кажется, текста. Потому Автору совсем не хочется надевать «штаны» или даже юбку. Ей и в длинной мужниной футболке неплохо.

– Да нет, это такой «гость», что парадно-выходные штаны можно не надевать! – говорит муж и нажимает «отбой».

«Ну, вот. Опять этот сердобольный, мягкосердечный, грозный только с виду человек притащит в дом какого-нибудь противного человека. А то и вовсе – художника или музыканта, и тот будет ходить тут у меня перед носом туда-сюда, туда-сюда, пить мой кофе, смотреть мои фильмы, бренчать на моей гитаре, читать мои книги, спать на моём диване в каминной комнате и есть из моих тарелок мою еду! – сердится автор, совсем как те медведи, только противнее, потому что заранее. – А ещё хуже – читать свои стихи, петь свои песни или показывать свои картины. И ныть-ныть-ныть и плакаться: де полный бездарностями мир его не признал, никто не хочет его печатать, записывать, выставлять. И, конечно же, искоса многозначительно поглядывать на меня. Особенно говоря на тему популизма, фельетонизма и прочих измов, намекая, что они – гении, а некоторые охотно пляшут под любую дудку, потому их и печатают, хотя они куда бездарнее их, непечатных гениев, мать их за ногу!!!» – ворчливо думает распаляемая болтливым Внутри Автор. В принципе, незлая, и уж тем более нежадная, просто с трудом переносящая человеческую инвазию в свою почти отшельническую жизнь с мужем, лесом, полем и водохранилищем. От мегаполиса быстро отвыкаешь. Гораздо быстрее, чем кажется оглохшим от звуков, ослепшим от искусственной яркости вывесок, витрин, отупевшим от бутафорской нелепости рекламных носителей, бензиновых разводов в индустриальных лужах и потерявшим нюх от вдыхания угарных газов и совокупного человеческого пота, помноженного на запахи неестественной химической свежести.

Спустя полчаса Автор идёт открывать ворота, потому что слышит шум подъезжающей машины. В городах люди не слышат даже напротив сидящего близкого человека. Живя рядом с лесом, на берегу водоёма, начинаешь слышать, как собака. Слышать импульс. Улавливать волну из эфира. Поэтому Автор лишь для читательского удобства говорит о «шуме подъезжающей машины». Потому что на самом деле ничего не слышно. Просто посреди берёзового шума и разговоров ветров вдруг точно знаешь, что надо встать и идти открывать ворота.

Большая чёрная машина заезжает, и кажется, никого, кроме мужа, в ней нет. Кажется, если смотреть глазами. Если же видеть, как видит любой из нас, то понимаешь – в машине кто-то есть. И сейчас должно произойти что-то слегка грустное, сладкое, приятное, замечательное, не требующее внятной трактовки, возникающей из эфира аксиомы материализации.