Тиски доктринерства - Прист Кристофер

Неопровержимы две вещи. Во-первых, существование газа беспорядков. И во-вторых, способность Уэнтика что-то против него предпринять, если будут возможности и побудительные мотивы.

Джексон напряженно размышлял еще целый час, затем поднял трубку коммутатора и сделал первые несколько звонков. Когда днем позже он покидал кабинет, чтобы отправиться в аэропорт, где его ждал личный самолет, на столе по-прежнему покоилась незаконченная пластмассовая модель в окружении шариков, которым он так и не смог найти места.

Глава двадцать третья

Уэнтик провел ночь в больнице миссии в одиночестве и совершенном расстройстве. Война была фактом. Вещавшая на португальском языке радиостанция Манауса ни о чем ином не сообщала. Атмосфера миссии была наполнена скорбью и рыданиями. В крохотной белой часовне, стоявшей на широком лугу неподалеку от реки, облаченные в черное духовные отцы служили полуночную мессу: торжественный реквием за упокой мира, который потряс Уэнтика до глубины души и заставил впервые по-настоящему почувствовать горе.

Потом, одинокого во влажной темноте больничной палаты, измотанного до такой степени, что сна не было ни в одном глазу, его терзали образы жены. Подтексты его связи с сиделкой Кариной приобрели внезапно слишком яркую реальность, подчеркивавшуюся царившей в миссии скорбью. Может быть по причине одиночества, а возможно и в результате действия газа беспорядков его воля все слабее противилась влиянию.

Он валяется здесь в Бразилии на больничной койке, а Джин еще может быть жива. Если это так, то он предал ее.

Католическая доктрина, которая выглядела особенно светлой на берегу молчаливо бегущей реки, ее унылое утверждение веры в Бога и человеческую душу не оставляли места двум точкам зрения на супружескую неверность. Уэнтик, никогда не считавший себя религиозно настроенным человеком, ощущал в себе симпатию к вере, и когда он лил слезы ночью в постели, оплакивал он не себя или убиенных, по которым рыдали священники. Он оплакивал Джин.

Утром он заговорил с одним из священников о самолете.

Священник смутился и растерялся.

– Мы используем его для оказания помощи больным, – сказал он. – У нас нет другого транспортного средства для преодоления джунглей. По реке мы можем перемещаться на лодках, но нет другого средства…

Уэнтик быстро соображал. Кое-чего Джексон не предусмотрел. В этой части Бразилии было несколько самолетов, а у него денег больше, чем стоит любой из них. Но самолеты – жизненно важная составляющая существования в этих местах.

– Нет ли другого самолета, которым я мог бы воспользоваться?

Священник пожал плечами; его внимание было где-то в другом месте.

– В Маникорэ есть плантация, – сказал он. – Но до нее сотни километров.

– Можете вы доставить меня туда на самолете?

– Самолет нам необходим. Если война доберется до Бразилии, больных будет много. Нам без него не обойтись.

Как он мог сказать ему, что война сюда не придет? Самое худшее, что может случиться, – радиоактивные осадки, да и то через несколько недель.

В голову пришла мысль. Если Джексон мог так поступить…

– Святой отец, – сказал он, – не могу ли я одолжить у вас самолет? Он нужен мне всего на несколько дней. Затем я верну его вам. Я оставлю почти все свои деньги, а через пару недель мы подарим вам второй самолет.

Священник уставился на реку.

– Он вам нужен для войны?

– Нет, – сказал Уэнтик, – не для войны. Если мне удастся, я укорочу ее.

– Укоротите войну?

Уэнтик кивнул. Ночью он соображал, как бы заполучить самолет, чтобы добраться до Англии. Розыск в интересах Джексона казался ему пустой затеей в сравнении с обуревавшими его чувствами. Но теперь, стоя лицом к лицу с простым, погруженным в благие раздумья священником, он понимал, что обязан идти до конца.

– Я мог бы слетать на нем к… к одному человеку, который работает на американцев. Если мне удастся остановить его работу, война может оказаться менее жестокой.

– Вы не американец?

– Нет. Британец.

– А тот человек. Вы говорите, он американец?

– Он нигериец.

Священник медленно кивнул.

– Я бельгиец. Из Бельгии. Американцы очень злобны, это их грех?

– Нет, – сказал Уэнтик. – В этой войне нет виновных. Она неизбежна.

Поток событий неизменен, как неизменно само время.

Внезапно священник сказал: