Пляж - Гарленд Алекс

– О'кей, – прошептал я, приблизившись к Кити и двум другим заговорщикам. – Приготовьтесь. Мы уходим.

– Прямо сейчас?

– Да.

– Но… вокруг же еще полная темнота.

– Справимся. Я уйду первым, чтобы предупредить Джеда и захватить бутылки с водой. Через пять минут уходят Этьен и Франсуаза, а потом Кити. Встречаемся у ведущей на пляж тропинки через…

В тот самый момент, когда я произнес слово «тропинка», Багз вдруг вскочил. От его сонливой доброжелательности не осталось и следа. Багз стоял с широко раскрытыми глазами, оскалив зубы.

– Что там, черт возьми, за шум? – прошипел он.

Все повернулись к нему.

– Что за черт?

Грязнуля сонно рассмеялся:

– Ты еще в состоянии что-то слышать, Багз?

– Это был… треск ветки. Кто-то пробирается к нам через лес.

Сэл вышла из позы лотоса и села на колени:

– Все здесь? – спросила она, окидывая взглядом развалившиеся на земле фигуры.

– Меня, на самом деле, здесь нет, – медленно протянул Джессе. – Меня, на самом деле, нигде нет.

Багз отступил на шаг от окружавшей навес темноты:

– Там определенно кто-то есть.

– Может быть, это Карл… – предположил кто-то.

Несколько голов повернулось ко мне.

– Это не Карл.

– Джед?

– Джед в палатке-больнице.

– Тогда, если это не Карл и не Джед…

– Подождите! – Кэсси тоже встала с земли. – Я что-то слышала!.. Вон там!

Мы все напрягли слух.

– Ничего там нет, – начал Джессе. – Почему бы вам всем не расслабиться? Это просто странный глюк…

– Никакой это не глюк, – перебил его Багз. – Прислушайтесь хорошенько! Сюда идут!

– Кто?

И вдруг мы все вскочили, потому что отчетливо услышали шум. Сомневаться не приходилось. Люди продирались через лесные заросли, наступали на листья, шли по нашей тропинке от водопада к лагерю.

– Бегите! – закричала Сэл. – Бегите все! Сейчас же!

Слишком поздно.

Метрах в четырех от нас из темноты вынырнула фигура. В считанные секунды рядом с ней появилось еще несколько фигур. Люди держали АК наперевес и целились прямо в нас. Их одежда, по-видимому, была сухой: значит, они не прыгали с водопада. Наверное, они знали какую-то тайную тропу в лагуну или спустились со скал при помощи веревок. А может, просто перенеслись по воздуху. Судя по тому, как они зависли в темноте, не такое уж неверентное предположение.

Я обернулся, чтобы взглянуть на участников пиршества. Сомневаюсь, чтобы кроме Этьена и Франсуазы кто-нибудь из них видел вьетконговцев раньше, и мне стало интересно, какая будет реакция. Всех охватил страх. Двое рухнули на колени – Моше и один из огородников; остальные застыли на месте с явными признаками ужаса на лицах: отвисшие челюсти, стиснутые губы, прижатые к груди руки. Я почти завидовал им. Для первого боя поражение – неплохо.

Я понял, что у нас отрезаны все пути к спасению и всех нас убьют, но принял это без всякого огорчения. Я не мог этого предотвратить и знал, что встречаю свою смерть в полном сознании. Хотя я и догадывался, что Вьетнам может закончиться подобным образом, я не попытался убежать. Я самоотверженно оставался в лагере, пока не убедился, что мои друзья смогут убежать вместе со мной. На этот раз я поступил правильно.

Вот почему я пришел в бешенство от того, что вьетконговцы вели себя не так, как нужно. Они все делали неправильно, поэтому я и взбесился.

Отвернувшись от своих товарищей, я увидел, что командир охранников тычет в меня пальцем. В тот же миг один из охранников выволок меня из-под навеса и силой уложил на землю. В ужасе я понял, что меня расстреляют первым.

Первым! Если бы меня расстреляли потом: десятым, одиннадцатым, двенадцатым – прекрасно. Но чтобы первым! Мне не верилось. Я не увижу, что произойдет дальше.

Охранник приставил к моему лбу дуло АК.

– Ты делаешь большую ошибку, – сердито сказал я. – Ты только все испортишь. – Я показал головой на Моше. – Почему бы тебе сначала не убить его? Какая тебе разница? Убей его.

Его гладкое лицо равнодушно смотрело на меня.

– Его, ради бога! Эту обезьяну!

– Обезьяну.

– Обезьяну, безмозглый ты кретин! Ты, тупой ублюдок! Эту гориллу! Его – вон там!

Я показал на слабо стонавшего Моше. Охранник пнул меня по ребрам.

– Черт! – задыхаясь, крикнул я, когда острая боль пронзила почки.

Не в силах угомониться, я перевернулся на бок и увидел своих друзей. Немая картина, казалось, не претерпела никаких изменений, за исключением того, что Этьен прикрыл глаза рукой.

– О'кей. – Усилием воли я встал на колени. – Тогда дайте мне хотя бы выбрать своего убийцу.

Я не повторил ошибки и не стал снова показывать пальцем. Но повернулся так, что теперь мне в голову целился АК кикбоксера.

– Я хочу, чтобы это сделал он. Так будет по-честному, правда? Пусть это сделает он.

Кикбоксер нахмурился, а затем взглянул на своего командира. Тот пожал плечами.

– Да, да, ты. Ты, с драконьей татуировкой. – Я замолчал и посмотрел на его рот. Рот был закрыт, но губы из-за изумленного выражения лица слегка надулись. – Я знаю! У тебя нет передних зубов! – Я показал ему свои зубы и постучал по ним. – Ведь у тебя их нет, а?

Он осторожно поднял палец и потрогал им свои десны, не раскрывая рта.

– Точно! – заорал я. – У тебя нет передних зубов! Я давно это знаю! Несколько секунд кикбоксер подержал во рту палец, водя им по деснам. Потом он что-то сказал своему командиру по-тайски.

– Ага. – Командир охранников кивнул. – Ты – парень, который всегда приходить к нам в гости… Каждый день, да? Тебе нравится приходить к нам в гости.

Я уставился на него. К моему удивлению, он уселся передо мной на корточки и взъерошил мне волосы.

– Смешной мальчик за деревьями каждый день. Ты нам тоже понравился. Пособирать травы. Да? О'кей. Немножко травы для твой друзь.

– Не мешкай и убей меня, – смело сказал я.

– Убивать тебя? Ах ты, смешной мальчик… Я не убивать тебя сейчас. – Он снова взъерошил мне волосы и поднялся во весь рост. – Я не убивать никого сейчас, – обратился он к сгрудившимся в кучу под навесом фигурам. – Я предупреждаю вас. Вы, люди здесь, это о'кей для меня. Один год, два год, три год – нет проблем, да?

Если он ожидал ответа, то его не последовало. Это, по-видимому, рассердило вьетконговца. Он сделал глубокий вдох, а затем разразился, в ярости, тирадой:

– Но сейчас вы делать проблема! Вы делать очень чертовский проблема!

При полном молчании с нашей стороны он пошарил по карманам и вытащил листок бумаги. Казалось, даже цикады притихли, догадываясь, что они услышат.

– Вы делать карты! – завизжал он. Половину следующего предложения я не разобрал из-за стоявшего в ушах звона. – Но зачем вы хотеть делать эта? Карты ведут новых людей. Новых людей сюда! Новые люди – опасность для меня! Это очень чертова опасность для вас! – Он запнулся и с той же, сбивающей с толку внезапностью снова успокоился. – О'кей, о'кей, – пробормотал он. Затем бросил карту в грязь, выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в нее. Он промахнулся, но пуля ударила в землю совсем недалеко от карты, и та затрепетала в воздухе. Я вновь оглох. Дуло находилось сантиметрах в тридцати от моей головы.

Когда ко мне начал возвращаться слух, командир уже говорил необычайно доверительным тоном:

– Итак, мои друзь. Мне нравится вы все очень. Очень хорошо. Один год, два год, нет проблем. Итак, мое предупреждение. Следующий раз я убью вас всех.

Последние слова не дошли до меня, поскольку я в третий раз лишился слуха: командир закончил предложение, треснув меня пистолетом по голове. Оправившись от шока, я попытался встать, но он снова ударил меня. Я снова упал на колени. Следующее, что я почувствовал, – он держит меня сзади за майку, чтобы я не рухнул.

– Погоди, – заплетающимся языком сказал я. Моя бравада полностью исчезла. Меня охватил самый обычный страх. Уже немного представляя себе, что это такое, я в ужасе думал, что меня забьют насмерть – Погоди немного, пожалуйста.

Бесполезно. Командир очень сильно ударил меня. Несколько секунд я еще оставался в сознании, глядя на его обувь. Кроссовки «Рибок», такие же, как у того толстяка с Самуя. Затем у меня в глазах потемнело.

Я не знаю, что было дальше. Мне запомнились лишь несколько вещей – шаги, шорохи, приглушенные, говорящие по-тайски голоса, два-три пинка, от которых я перевернулся. Но все это было не связано одно с другим: все было как-то беспорядочно и непостижимо.

Когда я наконец смог встать на четвереньки, что произошло не раньше чем минут десять спустя, вьетконговцы уже ушли. Я начал ползком пробираться к навесу, где заметил расплывчатые фигуры своих товарищей, и пока я полз, я задавался абстрактным вопросом, почему именно меня выбрали в качестве козла отпущения. И вообще, зачем им понадобился козел отпущения? Если они не собирались нас расстреливать, зачем меня избивать? Это несправедливо.