Чертово колесо - Гиголашвили Михаил

Вертолет прошел стороной. Они еще долго сидели, скованные страхом, притаившись и прислушиваясь.

Вскоре появился Анзор, за ним — Байрам. Стали обмениваться фразами, стирать с рук душистую мацанку, вертеть из нее шары. Байрам скатал свою добычу в колбаску, разорвал ее на две части и демонстративно отдал половину Анзору. «Витьки» поступили так же. Байрам подумал, оторвал еще кусочек от своей доли и передал его Анзору со словами:

— Это для водилы.

«Витьки» повторили все за ним. Потом разорвали буханки и принялись уписывать хлеб с колбасой. Времени до машины оставалось с полчаса. Стали одеколоном вытирать ладони, но это мало помогало, только стали вонять, как в парикмахерской, а Байрам досадливо сетовал, что нет бензина, чтобы снять остатки с рук:

— Повяжут, в железа оденут — и все, факт на лапах, куда денешься!..

Начали собираться. Проверять карманы. Стряхивать с одежды семена и труху, которой были усыпаны с головы до ног. Анзор, щуря уставшие глаза, вполголоса пробормотал, обращаясь к Гуге:

— То, что у «витьков» осталось, тоже надо будет как-нибудь забрать. На шмотки сменять. Водки им купить.

А потом и к Тимохе-цыгану зайти…

Наконец, захватив пустые бутылки из-под лимонада, все двинулись за Байрамом, который опытной рукой прокладывал путь. Пригнувшись, ворвались в кукурузу. Ее стебли после тонкой и гибкой конопли показались чересчур толстыми и грубыми — как из общества юных дев вдруг попасть в круг перезрелых баб.

В кукурузе вздохнули свободнее и стали пробираться к развилке, где уже смутно виднелся силуэт машины.

17

В рыбный ресторан «Над Курой» Бати затащил Нану почти насильно:

— Пойдем, посидим. Форель! Осетрина на вертеле! Рыба полезна!

На веранде прохладно…

Народу было достаточно. Бати поприветствовал сторожа и повел Нану на веранду, где ветерком сдувало запах жарящейся рыбы. Расположились. Он снял с подноса закуски, принесенные официанткой, похожей на беременную слониху. Заказал водку, шампанское, форель, жареную осетрину.

— Форели — сколько? Золотой мой, сколько форели? У нас форель кру-упная, — уточнила официантка с тройным подбородком и складчатыми запястьями. — Форель жи-ирная, на меня похожая!..

— Реши сама! — ответил Бати. — Много тяпнула сегодня? Небось, все стаканы допила?

— Сколько выпила — все мое! — погрозила она ему толстым пальцем со вросшим обручальным кольцом.

Нана некоторое время осматривалась — она никогда не была тут. Потом попробовала сома в уксусе. Бати, в хорошем настроении, пил за удачу, за все хорошее, и ел рыбу руками, приговаривая:

— Рыбу — ножом? Не-ет! На Кавказе все нужно есть руками!

Глядя, как он копается в рыбе, Нана почему-то вспомнила покойного отца, который все ел вилкой и ножом, никогда, даже будучи один, не касался рукой куриной ножки (только салфеткой), колол кусочек сахара на четыре части, бутерброды аккуратно разрезал ножом на ровные квадратики и отправлял в рот вилкой. Эти ровные квадратики она запомнила на всю жизнь.

Выпили еще. Закурили. Посидели немного, отяжелев от еды и солнца, наблюдая, как на другом берегу реки, под пятнистыми стенами набережной, мальчишки удят рыбу.

— Вкусно? — спросил Бати. Нана улыбнулась:

— Я люблю рыбу.

— Тогда выпьем за будущее! — предложил он, уточнив: — За наше совместное будущее!

— Что ты имеешь в виду? — сумрачно поинтересовалась она, чувствуя, как вместе с волной опьянения накатывает тоска.

— Но как же… Ты, видимо, восприняла мое предложение в шутку? Я не шутил! И ты, кстати, не ответила мне еще…

— Вот ты о каком будущем говоришь… Но ведь это — дело серьезное. Нельзя так сразу… И потом… — Нана неопределенно повела плечами, не находя нужных слов. Ей хотелось, чтобы Бати сам понял то, что она хочет сказать, и не обиделся, поскольку он ей нравился. Но что он должен понять — она сама не знала толком. Наверно, чтобы не спешил и не торопил ее с решением.

— Конечно, сразу нельзя! — как-то обрадовано склонился Бати над столом. — Надо привыкнуть, поближе узнать человека… — И вдруг, помимо своей воли, гадко подмигнул ей.

Нане стало страшно.

К столу, с трудом продвигаясь по узкой веранде, подковыляла официантка.

— Птички мои, вам ничего не надо? Форель жа-арится! — уставилась она на них добродушными глазами. Только что за соседним столиком она хлопнула очередной стаканчик и теперь утирала слезы.