Забрать любовь - Пиколт Джоди

***

Я не почувствовала ничего, кроме горячего света, заливающего чистую белую комнату, и прохладных рук медсестры. Откуда-то издалека доносился звон инструментов. Потом меня отвезли в палату и дали какие-то пилюли. Я то засыпала, то просыпалась. Когда я окончательно пришла в себя, рядом со мной стояла хорошенькая и совсем молоденькая медсестра.

— Вы здесь одна? — спросила она.

«Да, теперь одна», — подумала я.

Много позже ко мне зашел Джейк. Он не произнес ни слова. Он просто наклонился и поцеловал меня в лоб, как иногда делал до того, как мы стали любовниками.

— Ты как, в порядке? — спросил он.

И в тот момент, когда он заговорил, я увидела над его плечом образ ребенка. Я увидела его так же отчетливо, как лицо самого Джейка. И по его затуманенным глазам я поняла, что он видит рядом со мной то же самое.

— В порядке, — ответила я и поняла, что мне придется уехать.

Когда Джейк привез меня домой, отец еще не вернулся с работы. Джейк помог мне лечь в постель, присел на край кровати и взял меня за руку.

— До завтра, — прошептал он, но остался сидеть.

Мы с Джейком всегда умели разговаривать, не произнося ни слова. Я думаю, что в окружающей тишине он услышал то же, что и я. Мы не увидимся завтра. Мы вообще больше никогда не увидимся. Мы не поженимся, и у нас не будет других детей, потому что каждый раз, когда мы будем смотреть друг на друга, мы будем видеть воспоминание о совершенном сегодня преступлении.

— Завтра, — эхом откликнулась я.

В горле у меня стоял тугой ком.

Я знала, что где-то в небесах над нами смеется Господь. Он отнял у меня половину моего сердца, единственного человека во всем мире, который знал меня лучше, чем знала себя я сама, и сделал то, что не смог бы сделать больше никто. Вручив нас друг другу, он привел в действие силы, которые только и могли нас разлучить. В этот день я утратила свою религию. Я знала, что после содеянного мне уже никогда не попасть на небеса. И если даже когда-либо состоится Второе пришествие, я уже не смогу сказать, что Иисус умер за мои грехи. Но внезапно, на фоне всего, что со мной случилось, это обстоятельство показалось мне совершенно незначительным.

Джейк гладил меня по руке, утешая обещаниями, которые ему никогда не суждено было исполнить, а в моей голове уже зрел план. Я понимала, что не смогу жить в Чикаго, где Джейк будет совсем рядом. И еще мне не удастся долго скрывать свой позор от отца. Я решила, что должна исчезнуть сразу после окончания школы.

— И все-таки я не поступлю в колледж. — Я произнесла эти слова вслух. Предложение повисло в воздухе, и я молча смотрела на черные печатные буквы. — Не поступлю…

— Что ты сказала? — переспросил Джейк.

Он смотрел на меня, и в его глазах я видела боль сотен поцелуев и ощущала целительную силу его объятий.

— Ничего, — покачала я головой. — Ничего.

Через неделю, сразу после выпуска, я собрала рюкзак и написала папе записку. «Я тебя люблю», — говорилось в записке. Я села в автобус, из которого вышла в Кембридже, штат Массачусетс. Я выбрала этот город за то, что где-то очень далеко, за океаном, у него был тезка. Детство осталось позади.

Проезжая через Огайо, я сунула руку в рюкзак в поисках апельсина. Но моя рука нащупала и извлекла на свет незнакомый потрепанный желтый конверт. На нем печатными буквами было написано мое имя. Я вскрыла конверт и прочитала старинное ирландское благословение, которое я миллион раз видела на стене в комнате Джейка. Только там оно было вышито крестиком на выцветшем клочке голубой ткани.

Пусть дорога ляжет тебе под ноги,

Пусть попутный ветер всегда дует тебе в спину,

Пусть солнце теплыми лучами согреет твое лицо,

Пусть дожди оросят твои поля,

И пока мы будем в разлуке,

Пусть Господь хранит тебя от всех бед.

Глядя на эти строки, написанные аккуратным и округлым почерком Джейка, я начала плакать. Я и представить себе не могла, как и когда он положил мне в рюкзак этот желтый конверт. В тот последний вечер в моей комнате, который мы провели вместе, я так и не заснула, пока он не ушел. Больше мы не встречались. Значит, уже тогда он знал, что я уеду из Чикаго, что я его брошу.

Я смотрела в запотевшее окно автобуса и пыталась представить себе лицо Джейка. Все, что я видела, это гранитный бордюр незнакомого шоссе. Образ Джейка таял вдали. Я провела пальцами по строчкам, разгладила листок бумаги на колене. Этими словами Джейк отпускал меня от себя, и это доказывало, что он понимал причины моего поступка лучше, чем понимала их я. Я была уверена, что бегу от того, что со мной случилось. И только через несколько дней, когда я встретила Николаса, я поняла, что бежала к тому, что ожидало меня впереди.