Всё о жизни - Веллер Михаил

Вера и религия

1. Понятно, что это не одно и то же.

Под верой понимается внутреннее состояние, внутренняя убежденность – в некоем Высшем Существе, Высших Силах. Понять и объяснить человек чего-то не может, через рациональное знание и понимание «это» ему не дается, не достижимо, а все-таки он полагает что «это» – так. Верит.

Под религией понимается весь внешний атрибутивный комплекс проявлений веры: обрядовость, храм, догматы, институт священнослужения. При этом религия включает в себя веру: вера – тот внутренний духовный фундамент, на котором зиждется грандиозное здание религии.

Религия и вера находятся в соотношении обратном тому, в каком находится раковина с моллюском к заключенной внутри жемчужине. То есть не раковина с моллюском здесь основа и причина жемчужины, но лишь наличие жемчужины обуславливает обстройку ее моллюском и раковиной.

2. Верующий человек может быть нерелигиозным, или очень мало религиозным. Он может не придерживаться ни одной из существующих конфессий: они его чем-то не устраивают, он полагает их ограниченными или скомпрометированными, ему может быть не нужна их условность. В отношениях между собой и Высшими Силами он обходится без посредничества, напрямую. Его вера очень мало нуждается во внешней атрибутике, в каких-то сторонних подкреплениях.

В свою очередь, религиозный человек может быть очень мало верующим. Он может рьяно соблюдать всю внешнюю религиозную атрибутику – и полагать, что этого в общем достаточно. В его поведении может отсутствовать внутренний импульс веры – и заменяться внешним предписанием религии: то есть поступать не по внутреннему велению, а по внешнему указу, заповеди, закону и т.п.

3. У религии и науки есть то общее, что обе они оперируют условными величинами, произвольными допущениями.

В плане теоретическом – это прежде всего в постижении и объяснении мира. Что такое «постоянная Планка» физики не знают – никто ее не видел и не щупал, это некая условная величина, выражающая постоянную зависимость между другими, реальными величинами. Но без нее ничего не получается, не сходится, не понятно. А прими и учти постоянную Планка – и все сходится, получается.

Аналогично человек может мучиться вечной проблемой – отчего же в мире существует Зло, если все понимают, что оно плохое и его не надобно – а вот все равно поступают во вред себе и человечеству: ну не получается логическое решение, не сходятся концы. И тогда вводятся условные величины – допустим, Бог и Дьявол. От одного все хорошее, от другого все плохое, они борются между собой с переменным успехом – о, все делается ясно и логично: человек творит нехорошие и самогубительные вещи, потому что это Дьявол его наущает и подталкивает; Дьявол хочет погубить людей, завладеть их душами и править миром по своим дьявольским, антибожьим, нехорошим законам. Порядок: ничего больше не надо объяснять в человеческих поступках: все сводится к борьбе божьей праведности с дьявольскими кознями.

Прелесть в том, что это сильно успокаивает. Недостаток в том, что это лишает необходимости думать и понимать самому. Познанию мира перекрываются пути – «по религии» ты можешь познавать, как же устроена жизнь в плане психологии человеческой и связи ее со всем мирозданием, только в одном направлении: распознавать во всем козни Дьявола или промысел Бога. Вот как бы все сводится в конечном итоге к этим двум началам. Хорошему и плохому. А профессионалы-священники, на основе прецедентов и «спецлитературы», выносят – вердикты: то-то происходит так-то и так-то, потому что расклад сил божественных и дьявольских таков-то и таков-то. Аминь.

То, что наука не может объяснить дальше, вглубь, то есть разложить на более мелкие составные части и вскрыть внутренний механизм – сегодняшний предел познания вглубь – она объявляет Законом Природы. Природа так устроила, говорит ученый. Природа-то природой, но все это Бог устроил, возражает священник. Строго говоря, никакой принципиальной разницы. Два названия одной и той же стенки.

Разница в другом. С помощью условных допущений наука продолжает познавать реальный мир. Религия же старается познавать мир идеальный, условный, собою же и созданный.

В плане же практическом и наука, и религия действуют способом предписания как бы через «черный ящик». Пояснение. Надо сделать то-то и то-то, скажем, так-то построить баллисту, взять канаты из такого-то материала, заложить в ложку камень такого-то веса, натянуть канаты с таким-то усилием, и камень полетит туда-то и туда-то: результат проломит стенку. Силы упругости, законы механики, конечно, но последнее «а почему?» всегда упирается в «черный ящик»: «а потому». «Закон Природы». Религия предписывает: надо делать то-то и то-то, так-то и так-то, и тогда будет хорошо: праведно, благо, душа спасется и т.п. Почему? Конечный ответ, после цепочки промежуточных объяснений насчет любви к ближнему, праведности, спасения души и т.д. – всегда один: «А потому что Богу угодно вот так». И финиш.

4. Поэтому в основном так наивна и поверхностна «русская философская мысль серебряного века». Здесь непонятно только, почему она называется «философской», а не «теософской». В принципе она ничем не отличается от религиозно-иудейской философской мысли, которая, принимая Священное Писание за Абсолют, сосредоточена на все более глубоком и полном познании всеобъемлющего промысла Божия, явившего себя через Пятикнижие. Продолжай ковырять и дополнять понимание Книги, только там Истина, причем вся: это и есть мудрость, постижение мира, главное в жизни. В Книге все есть, все содержится, все предсказано: надо только постигать, как Он все устроил и что на все случаи жизни повелел, и тогда все будет правильно и хорошо.

«Русская философская мысль» аналогичным образом берет за Абсолют Евангелия, и все на свете норовит соотнести с христианством, если не так, то эдак, если не в прямом приближении, то в косвенном. Но если тебе заранее известно, где Истина, то об чем тут философствовать?… Можно ли добросовестно постигать мир, танцуя от общей и старой расхожей догмы? Можно ли строить собственное здание на чужом фундаменте? Можно ли с самого начала, от истока, на уровне исходных предпосылок, не подвергнуть все сомнению и добросовестному самостоятельному анализу? И вообще: с чего бы это православному изводу христианства иметь большее право на истину, чем христианству римскому, или исламу, или буддизму, или любой другой солидной религии, имеющей многочисленных и вполне разумных приверженцев?

В конце концов, верить можно во что угодно, что человечество на протяжении всей своей истории и делало.

Но истина не может базироваться на вере – потому что сама вера есть предмет постижения и анализа.

5. Что такое вера? Почему она есть? Откуда она берется? Если понять это, со всем остальным разобраться уже проще.

Люди верили всегда. Даже сто тысяч лет назад, у неандертальцев, которые, бедолаги, оказались тупиковой ветвью человечества, были верования, отраженные как минимум – что известно с абсолютной достоверностью – в обрядах захоронения. Не просто зарывали своих мертвых, а как-то снаряжали их в загробный мир.

Если самого неверующего человека сильно прищучит – он начинает, хотя бы про себя, как-то молиться. На грани смерти, под угрозой трагической потери, в безвыходных обстоятельствах, когда человек уже ничего не может поделать, уже ничего от него не зависит, – человек обращается неизвестно к кому и неизвестно к чему, и даже он вроде и сам не верит своим словам и мыслям насчет того, чтоб все было как-то получше, – а вот все-таки есть что-то внутри него, какая-то искорка надежды вопреки очевидности даже, и цепляется он за эту искорку, раздувает ее, убегает в нее, сосредотачивается на ней.

Кто там чего знает о загробном мире или бессмертии?.. А вот всегда люди об этом думали.

«Пока живу – надеюсь». «Надежда умирает последней». Вера и надежда ставятся рядом часто, это соседство обычное.

Что такое надежда? Это человек хочет, чтоб что-то было не так, как есть сейчас, а лучше, желанным ему образом. Причем такой исход не абсолютно вероятен, сколько-то сомнителен, подвержен случайности, не полностью в его власти. Или даже очень сомнителен, маловероятен. Или представляется вообще почти невероятным – почти, но все-таки не абсолютно, есть хоть один шанс из тысячи. А кто его знает, этот один шанс из тысячи, все ведь может случиться – и миллион в лотерею выигрывают, и с самолета падают и в живых остаются, в заснеженный овраг попав.

Надежда означает: я не властен над какими-то факторами, но хочу, чтоб они сложились в мою пользу, и признаю это возможным. А крайняя степень: я вовсе не властен над неблагоприятными факторами, желанный исход почти-почти совсем-совсем невозможен, но все-таки какие-то случайности, которые я могу вообразить себе, сыграют в мою пользу, мне может фантастически повезти, и итог будет желанен для меня. Я приговорен к смерти, в темнице, хана, – но вдруг революция, или землетрясение, или друзья похитят самого президента и обменяют меня, или конвоир вдруг так сжалится, что отпустит – о, я умолю палача, зацелую его сапоги… Господи, помоги мне, сделай что-нибудь, ты ведь все можешь!..