Невинный, или Особые отношения - Макьюэн Иэн

– Вчера я оставил на твоей двери записку, – сказал Гласе. – Ты не отвечал на звонки, а потом у тебя всю ночь было занято.

Леонард не отрываясь смотрел в дыру у себя под ногами. Несущийся внизу асфальт гипнотизировал. Сейчас его ящики будут открыты. Он так устал, что был почти рад этому. Начнется процесс, арест, допросы и все прочее, и он с удовольствием отдастся течению. Он не станет ничего объяснять, пока ему не позволят как следует выспаться. Это будет его единственным условием.

– Я снял с рычага трубку, – сказал он. – Я работал.

Они ехали на четвертой скорости, но делали намного меньше двадцати миль в час. Стрелка спидометра дрожала.

– Нам надо кое-что обсудить, – сказал Гласе. – Давай говорить откровенно, Леонард. Я здорово огорчен.

Леонард видел перед собой чистую белую камеру, койку со свежими простынями, и тишину, и человека за дверью, приставленного для охраны.

– Правда? – сказал он.

– По нескольким причинам, – продолжал Гласе. – Во-первых, у тебя было больше ста двадцати долларов на развлечения для нашего вечера. Я так понимаю, ты спустил все на один номер. На один час.

Возможно, у ворот дежурит кто-нибудь из его давних знакомых, Ли, Джейк или Гови. Они вынут кусок. Сэр, это не электронное оборудование, это человеческая рука. Кого-нибудь может стошнить. Например, Гласса, который как раз переходил ко второму пункту.

– Во-вторых. Все эти сто двадцать долларов ушли на единственного парня с волынкой. По-твоему, все кругом обожают волынку? Покажи мне хоть одного такого идиота. Мы что, должны сидеть целый час и слушать эти дурацкие завывания?

Иногда в дыре мелькала белая полоса. Леонард пробормотал туда:

– Можно потанцевать.

Гласе театрально хлопнул себя по глазам. Леонард не отрывал взгляда от дырки. «Жук» по-прежнему ехал прямым курсом.

– В-третьих. Там наверняка будут большие шишки из разведслужб, между прочим, и из вашей тоже. Знаешь, что они скажут?

– Когда народ слегка выпьет, – сказал Леонард, – нет ничего лучше хорошего ламента.

– Именно что ламента. Они скажут, так-так, американская закуска, немецкие вина и шотландские развлечения. Разве Шотландия участвует в операции? У нас с ней что, особые отношения? Может, Шотландия вступила в НАТО?

– Была еще поющая собака, – промямлил Леонард, не поднимая головы. – Эта, правда, английская.

Гласе его не слышал.

– Леонард, ты провалил все дело, и надо исправить его сегодня утром, пока еще не поздно. Мы доставим на место это оборудование, а потом я отвезу тебя в казармы Шотландского полка в Шпандау. Ты переговоришь с сержантом, отменишь волынщика и заберешь обратно наши деньги. Ну как?

Их обгоняла колонна грузовиков, поэтому Гласе не заметил, что его пассажир хихикает.

Появились антенны на крыше склада. Гласе сбрасывал скорость.

– Этим ребятам придется показать, что у нас тут. Пусть смотрят, но что это такое, им знать не обязательно.

Приступ истерического смеха прошел.

– О боже, – сказал Леонард.

Они остановились. Гласе начал опускать стекло, часовой направился в их сторону. Его лицо было им незнакомо.

– Новичок, – сказал Гласе. – И приятель его тоже. Значит, дольше провозимся. Лицо, появившееся в окне, было большим и розовым, глаза горели служебным рвением.

– Доброе утро, сэр.

– Доброе утро, солдат. – Гласе передал ему оба пропуска. Часовой выпрямился и с минуту изучал их. Гласе сказал, не понижая голоса: – Этих ребят учат бдительности. Им надо отслужить месяцев шесть, тогда они немного оттают.

Это была правда. Гови наверняка узнал бы их и махнул, чтобы проезжали.

Восемнадцатилетнее лицо снова возникло в окне. Пропуска были переданы обратно.

– Сэр, я должен проверить багажник и заглянуть в этот ящик.

Гласе вылез из машины и открыл капот. Он вытащил ящик на дорогу и опустился перед ним на колени. Со своего места Леонард видел, как он расстегивает лямки. Оставалось всего секунд десять. В конце концов, можно просто побежать отсюда по дороге. Вряд ли это ухудшит дело. Он выбрался из машины. Второй часовой, который выглядел еще моложе первого, подошел к Глассу сзади и тронул его за плечо.

– Сэр, мы хотели бы проверить это в караульном помещении.

Гласе разыгрывал немую сцену бурного спора с кем-то невидимым. Энтузиазм, с которым он пасовал перед правилами секретности, должен был служить примером. Одна из лямок была уже расстегнута. Не обращая на это внимания, он взвалил ящик себе на грудь и, пошатываясь, поволок его в будку на обочине дороги. Первый солдат, открывший Глассу дверцу машины, вежливо отступил в сторону, чтобы не мешать Леонарду вытаскивать другой ящик. Подняв его обеими руками, Леонард побрел за Глассом, а двое часовых отправились следом.