Суббота - Макьюэн Иэн

— Ну нет, — говорит Бакстер. — Так не пойдет. Ты так бормочешь, что ни слова не разобрать. Давай-ка еще раз, сначала.

И она начинает сначала — по-прежнему тихо, но теперь Генри уже различает слова. Он несколько раз пролистывал ее книгу, но это стихотворение, видимо, пропустил. Во всяком случае, оно его удивляет — певучее, задумчивое и намеренно архаичное, словно Дейзи перенеслась в иное столетие. Страх мешает ему слушать, многого он не понимает, многое додумывает сам; но вот Дейзи чуть возвышает голос, в нем появляется ритм, и перед глазами у Генри встают картины, о которых говорится в стихотворении. Он видит, как Дейзи стоит на пляже в летнюю лунную ночь: прилив, море спокойно, воздух напоен ароматами, на волнах играют последние отблески заката. Она обращается к своему возлюбленному, к отцу своего будущего ребенка, просит его подойти и взглянуть или, точнее, прислушаться. Пероун представляет рядом с ней мускулистого, обнаженного по пояс мужчину. Вместе они слушают, как шуршит по камням прибой, и слышат в этом звуке глубокую печаль, восходящую к седой древности. Давным-давно, говорит Дейзи, когда земля была еще молода, в шуме волн слышалось утешение и ничто не стояло между человеком и Богом. Но нынче вечером в шорохе волн, набегающих на берег и отбегающих вспять, влюбленные слышат лишь горе. Они поворачиваются друг к другу, и, прежде чем он ее поцелует, она говорит: мы должны любить друг друга, мы должны хранить верность, особенно теперь, когда во чреве моем растет дитя, а вокруг нет ни мира, ни покоя и две армии, сойдясь в пустыне, готовятся к битве.

Она поднимает глаза. Розалинд не сводит взгляда с дочери: от мышечных спазмов колени ее трясутся. Все остальные смотрят на Бакстера и ждут. Тот наклонился вперед, облокотившись на спинку дивана: он все еще прижимает нож к шее Розалинд, но хватка его, кажется, ослабла, и в позе чувствуется нерешительность. Возможно ли, реально ли чтобы чтение стихов вызвало такую перемену?

Наконец он поднимает голову и говорит капризно, по-детски:

— Еще раз!

Она переворачивает страницу и начинает заново — на этот раз более уверенно, мягким, завораживающим тоном, словно рассказывает ребенку сказку:

— «Взгляд оторвать от моря не могу. Тишь. Смотрится луна в пролив. Там, на французском берегу, погас последний блик…»^[16]

Теперь Генри слушает внимательнее, и многое, ускользнувшее в первый раз, становится ему яснее. Он обнаруживает, что дело происходит в Англии, а не во Франции, что героиня стоит не на берегу, а у открытого окна, и мужчины, отца ее ребенка, нет с ней рядом. Ему представляется Бакстер: вот он стоит, облокотившись о подоконник, и слушает шум волн, «и в мерном плеске чувствует душа безмерную печаль». Этот звук ассоциируется не с древностью вообще, а с Софоклом, который «вслушивался в гул Эгейских волн», и они «о горестях людских вели рассказ». Даже сейчас Генри невольно морщится, услышав упоминание о «море веры» и о сияющем потерянном рае. И снова — на этот раз ушами Бакстера — слышит он приглушенный шум моря, но теперь это «зов небытия», и «стеная, шлет прилив за валом вал, захлестывая петлю вкруг земли». Это как певучее проклятие. Мольба о верности тщетна в этом унылом мире, где не найти ни любви, ни жалости и где «идет схватка первозданных сил» (сейчас, во второй раз, Генри уже не слышит никаких упоминаний о пустыне). Теперь ему кажется, что мелодичность стихотворения как-то не вяжется с мрачным настроем.

Трудно сказать, что происходит с Бакстером: беспрерывные мышечные подергиванья не позволяют угадывать его настроение по лицу, но, кажется, он взволнован. Не сводя глаз с Дейзи, он убирает нож и прячет его в карман. Невероятным усилием воли ей удается сохранить самообладание, и лишь дрожащая нижняя губа свидетельствует о ее чувствах. Она беспомощно опускает руки, книга дрожит, зажатая меж пальцев. Грамматик сжимает руку Розалинд. Пока звучали стихи, Найджел презрительно кривил губы, но теперь заметно оживился.

— Ну давай, действуй, — говорит он приятелю, — а я пока нож подержу.

Генри боится, что эта подсказка, напоминание о цели их прихода, вызовет новую смену настроения и подтолкнет Бакстера на прежний путь.

Но Бакстер его как будто не слышал.

— Ты это сочинила! — взволнованно говорит он. — Ты сама это сочинила!

Это не вопрос, а утверждение. Дейзи молча ждет.

И снова:

— Ты это сочинила! — А потом, торопливо: — Здорово! Слушай, ты не представляешь, до чего здорово! Просто класс! И ты сама это сочинила!