Мультики - Елизаров Михаил

В тот же день я зашел к Шеве, благо он жил в соседнем доме. Как и раньше, входная дверь у него была открыта. Шева в прошлый раз объяснял, что мать и бабка всегда дома, поэтому запираться нечего, кроме того, мать глухонемая, звонка не услышит, а бабка дни напролет в телевизор пялится…

В драном полутемном коридоре пахло мочой, стиркой и каким-то особенно грубым табаком. Тянулись бельевые веревки, под ногами мешались сношенные туфли, взрослые и детские, точно растоптанные в грязи коробки. Из кухни тянуло жареным луком. В ванной лилась вода и гремел таз.

Через коридор пробежали две девочки — худенькие и некрасивые, в одинаковых застиранных платьицах. Увидев незнакомого человека, они прекратили догонялки и остановились. Первая девочка хотела что-то спросить, непростительно отвлеклась и тут же получила от сообразительной сестры по голове пластмассовым медведем, взвыла и бросилась в погоню за обидчицей.

Я заглянул в нищую ободранную комнату. Перед телевизором в кресле, похожая на лопнувший мешок картошки, сидела бабка Шевы. Она дымила сигаретой без фильтра, удушливой, как торф. Рядом с ее ногой стояла керамическая пепельница в виде башмачка. Я поздоровался и спросил:

— А где Сергей?

Бабка обрадовалась компании, тыча сигаретой в экран, сообщила:

— Этого убил, а сам на машине едет… Ничего путного от нее я не узнал. В коридоре

мне попался младший брат Шевы, мальчик лет восьми. Несмотря на солидный детский возраст, из одежды на нем была только майка. В руках пискляво кудахтала электронная игрушка. На маленьком экране волк ловил выпадающие из куриц яйца. У меня самого пару лет назад была такая же «электроника».

— Тебя Ромой зовут? — Я вспомнил имя. Шева когда-то говорил, что младшего Ромку хотят отдавать в специальную школу, потому что в обычную не берут.

— Это тебе Сережа подарил, брат? — спросил я, присаживаясь рядом.

— Да, — кивнул Рома. «Электроника» в его руках пискнула, затем издала финальную трель. —

Ну, еб же твою!.. — по-взрослому огорчился он. — Разбил яйцо! Третье… — Мимолетную печаль сразу сменила улыбчатая надежда: — А если набрать тысячу очков, то покажут мультик!

По моей спине пробежал грозный ледяной сквозняк.

— Ромка! — высунулась из комнаты девочка. — Ты, сука, кукле в кроватку нассал?

— Нет! — возмутился мальчик. — Дед Бабай! Прилетел, нассал и улетел!

— Сережу видел? — спросил я. — Где он?

— Сережа не дома… — Рома склонил голову на плечо, балуясь, высунул язык. — Сереже в милиции показывают мультик… — Тут Ромка нехорошо, сумасшедшим баском, рассмеялся.

Я же был готов зарыдать от его слов…

Гнетущее впечатление на меня произвело посещение Бормана. Я навестил его в больнице. Нянечка меня вспомнила, даже чуть пожурила, мол, что же мы так долго не навещали своего приятеля. Я соврал ей, что было много учебы. Спросил, как самочувствие больного, нянька вздохнула и сказала, что не очень — умственная деятельность так и не восстановилась, хотя даже приезжал специальный человек с каким-то аппаратом, но пользы это не принесло.

Уже с порога я догадался, кто именно приезжал к Борману. В палате неистребимо пахло нагретой кинопленкой и диапроектором. Только присутствие нянечки удерживало меня от постыдного желания заглянуть под койки и проверить, не притаился ли там Разум Аркадьевич, не схватит ли он меня за ногу, едва я сяду на стул…

Борман спал. Меня поразило его лицо — такое детское, беспомощное, с робким заячьим подбородком, плаксивым женственным ртом. Это сколько же мимических усилий прилагал Борман, чтобы преобразить эти трусливые черты в жестокую маску?! А ведь Борман казался мне чуть ли не эталоном злой мужественной красоты…

Я склонился над ним. Борман во сне начал хныкать, жалобно и тонко, как маленький мальчик, которому снится кошмар. Я тронул его за плечо. Борман неожиданно открыл глаза. Я готов поклясться, что в первую секунду Борман узнал меня, потому что он попытался придать своему лицу свирепое выражение. Затем зрачки его точно вспыхнули ужасом и превратились в горелые спичечные головки. Борман заблеял, негромко, дребезжаще, как игрушечный барашек.

Я испугался и позвал нянечку. Но когда она прибежала, это блеяние перестало быть надрывным. Борман издавал звуки просто так. Из его перегоревших глаз улетучились последние отблески разума. Бормана я больше не навещал…

Со мной еще дважды случались совестливые рецидивы. Я побывал на квартире у Кули. Его соседка сказала, что Юрочку в марте забрали. Кажется, в армию.