Любовь и сон - Краули Джон

Ошеломленный его внезапным дружелюбием, Пирс молча рассматривал аккуратно разложенные комиксы и раковины с Лонг-Айленда. Ветку с настоящими птичьими чучелами на настоящих птичьих лапах: сойкой, кардиналом, дроздом. Змеиную кожу и голову оленя. Шестизарядные серебреные пистолеты, висевшие в кобуре над кроватными столбиками, тогда совсем новые. Гравюру, изображавшую Роберта Э. Ли, которую Джо Бойд выпросил на память об Арлингтоне,^[19] когда Олифанты были там проездом по пути на Юг: печальные глаза породистой собаки, затянутые в перчатки руки, орденская лента через плечо — чем-то этот образ затронул Пирса.

Наконец Джо Бойд извлек из стола и разложил перед Пирсом свое последнее практическое задание.

— Сражение, — объяснил он.

Это был длинный рулон гладкой белой бумаги, какой Пирс никогда прежде не видел, — Джо Бойд называл ее «стеллажной бумагой». Он размотал примерно фут, показались фигурки, нарисованные карандашом, крохотные, видимо-невидимо. Все они, собственно, участвовали в битве; у каждого условного человечка имелось условное ружьишко, и он стрелял, целил во врага или лежал мертвый, не выпуская оружия из рук. Пунктирными линиями были обозначены траектории пуль, направленных в другую толпу вооруженных фигурок, — Джо Бойд их продемонстрировал, развернув рулон дальше.

— Я мог бы и получше нарисовать людей. Но это набросок, уж очень их много.

Он назвал это сражением, но на самом деле сражением это не было; ни строя, ни маневрирования, ни полков, ни офицеров. На фоне небрежно обозначенного пейзажа десятки человечков с каждой стороны вели бессистемный бой, целили друг в друга из-за скал и пней, стреляли и умирали поодиночке во всех мыслимых позах. Из ран кое-где натекли лужицы карандашной крови.

— Глянь-ка.

Джо Бойд еще развернул стеллажную бумагу, показывая, что вторую противоборствующую группу атаковала с тыла третья; иные из бойцов уже обернулись к ней лицом. Несомненно, третий отряд тоже ждало нападение, хотя до этого у Джо Бойда еще не дошли руки. Ставить точку не было причин.

— Я нарисую еще больше. — Джо Бойд свернул рулон. — Целую кучу.

Нет, зря Сэм надеялся, Джо Бойд никогда не сделается наставником Пирса и настоящей дружбы у них не сложится. И, хотя наклонностей, свойственных Акселю, в Пирсе так и не проявится, хотя вскоре он начнет собирать доказательства, что его натуре они чужды, все же одним из его тайных кумиров навсегда останется Джорджи Порджи,^[20] пудинг и плюшки, от его поцелуев плачут девчушки:

• Вышли мальчишки играть на лужок,
• Джорджи Порджи — скорей наутек.

Тем не менее членство в клубе Ретриверов Пирсу не было предложено; возможно, Джо Бойд подозревал, что само членство или работа, с ним связанная, не были для Пирса до конца желанны и он собьет настроение у остальных.

— Ну и плевать, — сказал Пирс сестрам вечером в их бунгало. — Я уже состою в одном клубе. Вроде того.

Они собрались втроем у коричневого газового нагревателя с комод величиной, который стоял в комнате Пирса и обогревал все бунгало. Чтобы его включить, пришлось поучаствовать всем троим: Хильди руководила и врубала газ, Пирс зажигал спичку; Бёрд спичек боялась, но не так боялась обогревателя, как Пирс, поэтому ей было поручено сунуть зажженную спичку в отверстие сбоку.

— Что за клуб такой?

— Это секрет. — Он стоял вместе с Бёрд у отверстия плиты, держа наготове коробок спичек. Хильди нагнулась к газовому крану. — Секретный клуб моего отца.

— А маленьких туда пускают?

— Смотря кого.

— Как он называется?

— Не скажу. Это тайна. — Из воображаемого, однако внезапно ожившего прошлого на Пирса глядел отец, прижимая к губам палец.

— Готово? — нетерпеливо спросила Хильди.

Ее тощие ноги дрожали от холода.

— Давай.

— Давай.

После нескольких неудачных попыток Пирс наконец зажег спичку, вертя ее в руке. Хильди уже, раньше, чем нужно, включила кран, Бёрд потянулась за спичкой, норовя взять ее за дальний от огня конец, но Пирс его не выпускал. То ли сунув, то ли вбросив спичку в отверстие запальника, Бёрд отвернулась. Напущенный в комнату газ фукнул не так громко, как в те разы, когда процесс еще больше затягивался.

— А кого вообще принимают? — спросила Хильди. — Нас бы приняли?

— Возможно.